Вороны Чернобога

Обозлившийся ворон вновь ударил кастетом — на этот раз в распяленную пасть, кроша уродливо длинные зубы нежити. И — не только кроша, но вбивая кастет всё глубже в рычащую пасть. Коротко пожалел Данияр в этот момент только об одном: нельзя ударить ногой, пробивая снятый кастет в глотку упыря.

И уловил мгновения растерянности, которой повеяло от кровожадной нежити: тот не поверил, что его, по недавним впечатлениям — бессмертного, могут уничтожить.

Данияр выдернул из гнилостно пахнувшей пасти кулак с кастетом и через головы обалдевших парней швырнул дёргающееся тело на асфальт. И сразу рванул следом. Упыря разбитой в кровь и кости башкой, к сожалению, не уймёшь.

Ворон не стал дожидаться, пока временно дезориентированная тварь придёт в себя. За шиворот он оттащил нежить к газонной оградке и, оттянув ему злобно скулящуюбашку назад, перерезал горло. Затем, не давая опомниться, сломал твари шею. Одним движением отделив башку упыря от обмякшего тела, Данияр крикнул:

— Руся, сюда!

Девушка, стоявшая у газона при дороге, примчалась мгновенно, но один её взгляд на висевшую в его руке голову с сумасшедшими, кроваво мерцающими глазищами, на валявшееся у ног обезглавленное тело в строгом костюме, словно на работу, — и она попятилась, жалобно повторяя:

— Нет, нет… Нет!

И вся толпа мелкой нечисти, облепившая Меченую, согласно и жалобно завизжала вместе с нею.

— Руку мне на плечо! — рявкнул, не оглядываясь, рассвирепевший ворон: глаза на оторванной башке медленно, но неумолимо тускнели!

Ощутив, как рука Меченой боязливо легла–таки на его плечо — сама она спряталась за его спиной, чтобы не видеть отрезанную башку твари, он поспешно спросил:

— Кто твой хозяин?!

Обвисший рот, с нижней, рухнувшей челюсти которого сопливо тянулась вниз чёрная струйка, с трудом подобрал эту самую нижнюю челюсть, чтобы невнятно шамкнуть одно–единственное слово.

За спиной Меченая тоненько перевела:

— Их трое…

— Конкретней! — зарычал ворон.

Но в глазах упыря потух багровый отсвет. Нижняя челюсть вновь отвалилась, превратив упырью башку в подобие чудовищной маски, какую можно увидеть лишь в болезненных снах и кошмарах.

Вернулся слух. С балконов кричали, перекликались, угрожали звонком в полицию, если вопли, мешающие спать, не прекратятся и если слишком громкие хулиганы не уберутся. Но ни из одного подъезда не вышел ни один жилец…

— Ну, мужик, ты силён… Ну, ты ваще… — гундосо сказал один из парней, вытирая кровь под носом и таращась на упырью башку. — Очумел, что ли… Зачем ты угрохал мужика? Он, конечно, псих, но…

— Кого… я угрохал? — медленно спросил ворон, оборачиваясь к нему.

Тот глянул на то, что держал Данияр, и попятился, заикаясь и не в силах произнести ни слова. Голова упыря оплывала в сдутый шарик. Тело — Данияр взглянул под ноги — медленно опадало: упырь умирал по полной. Через минуты в деловом костюме останутся лишь склизкие кости и мерзкая на вид и на «аромат» жижа. Через час же у газона останется лежать лишь вонючая одёжка.

А пока пять минут спустя у бетонной плиты подъезда валялась только жертва упыря, а ветер издалека доносил топоток удирающих по дороге парней. Нет, поначалу они пытались с собой унести и тело бессознательной жертвы. Но ворон двинулся к ним — с недвусмысленной угрозой в ссутуленных плечах, а главное — с ножом, якобы забытым в руке. И нервы ребят не выдержали…

Опомнившись: а вдруг рядом ещё один? — Данияр оглянулся на Меченую. Та стояла, открыв на него рот и хлопая глазами. То ли остолбенела от страха, то ли не понимает, что дальше делать. Руки у неё всё ещё в разные стороны, а на них — кого только нет: и барабашки таращатся, и успокоенный дрёма еле открывает глаза, засыпая на ходу; и даже нички пугливо выглядывают из–под девичьей руки (как бы не шуганули!), а на плече всё так же грозно озирает окрестности сторож–ночевик, распахнувший жуткую пасть.

Данияр и буркнул Меченой:

— Не отставай!

И зашагал к брошенному друзьями парню, мрачно поглядывая на узкую крышу подъездного крыльца, край которой облепили матохи, поблёскивая диковатыми любопытными глазами: будет — не будет ли пришлый бугай и этого бедолагу бить?

Внезапно вся стая матох смылась, словно с крыши вихрем их сдуло. Ворона узнали. Испугались.

А Данияр присел перед жертвой — парнишкой, разодранным не только в кровь, но и в лохмы одежды. Меченая подошла и вполголоса спросила, поглядывая на окна дома, которые начали потихоньку угасать:

— Живой?

И все барабашки качнулись с неё посмотреть на парнишку. Интересно же!..

— Живой, — проворчал ворон и поднял голову: — Спроси–ка у этих, которые у тебя на руках, из какой он квартиры.

Меченая спросила и растерянно перевела:

— Из шестьдесят третьей.

— Так. Наш. И знакомиться не надо. — Данияр примолк, соображая, что делать дальше. Искать ворона не надо. Но что делать с ним сейчас? Отнести домой? Время — половина второго ночи. Пустят ли? Даже если через дверь объяснить, что парень попал в беду? Оставлять его здесь тоже нельзя — а если второго упыря пришлют по его душу?

Будто уловив его мысли, Меченая присела рядом и прошептала: