Воротиться нельзя влюбиться! (СИ)

Смотрела я на принца и никак не понимала: вот это моя большая любовь? Ладно возраст, раз это дело поправимое. Но всё остальное? Не для того моя роза цвела, чтоб мужика своего на пару с его конём из канав и навозных куч выковыривать.

С другой стороны, если б я знала, какой именно парень мне нужен, то загадала бы конкретного. А я загадала ерунду, потому что и сама толком не разобралась в том, чего хочется. А хотелось — чтоб ух! Смотришь на него — и внутри всё сладко сжимается от счастья. А при взгляде на принца не только ничего не сжималось, но ещё и разрасталось до невиданных размеров. Например, нежелание сидеть с ним рядом, потому что амбре от него исходило крайне специфическое — утончённая смесь перегара, квашеной капусты, чесночка и вишнёвой наливочки.

Но выбирать не приходилось, в спасителе главное — не внешность, а чтоб спасал. Опять же, может, у них тут ещё какие принцы есть. Например, заморские. Такие же интеллигентные и начитанные, как Раджа.

Наконец мы добрались до постоялого двора. Зимой темнеет рано, и оттого разглядеть город не вышло. В отблесках неестественно большой луны заметила только извилистое русло замёрзшей реки, вдоль которой он раскинулся. На улице, где мы остановились, сплошь стояли деревянные дома с резными наличниками, узорчатыми причелинами и нарядными, словно кружевными, карнизами.

Спутник уверенно двинулся к ажурному двухэтажному дому с белыми ставнями, я пошла следом.

— Хозяева! Доброго вам вечера! — поздоровался Евпатий Егорыч, входя внутрь. — Берёте ли путников на постой?

— И вам доброго! Отчего же не брать, коли добрые путники-то? — ответила румяная женщина, подпоясанная красным вышитым передником.

На первом этаже размещался небольшой трактир, где за деревянными столами уже собиралась компания, а на втором — десяток маленьких комнатушек. Из них нам выделили две, а погрустневшего Раджу отвели в конюшню, где он отвернулся ото всех и демонстративно смотрел в стену денника, поворачиваясь к наезднику исключительно задом.

Проводив меня в комнатку, принц вдруг замялся на пороге.

— Так я это, Марусь, мож, останусь на ночь-то? И теплее вдвоём, и по деньгам экономия.

— Спасибо, но что-то я себя неважно чувствую, — натянуто улыбнулась я. — Да и сил совсем нет… Лучше одна посплю.

— А к чему тебе силы-то? — удивился принц. — Лежи потолок разглядывай, делов-то!

От такого подката я аж подавилась воздухом и закашлялась.

— Извините, Евпатий Егорыч, но не могу я вот так… без любви, — ответила я.

— Ты не думай, сильно я тебя не обременю. Один разок сегодня, а другой уж по весне. Сама понимаешь, возраст… А любви твоей я мешать никак не буду. Кто ж супротив любви-то?

Испанский стыд! И что мне с ним делать? Вот так живёшь и не знаешь, что нет ничего хуже похотливых стариков. Чем дольше я смотрела в невинно-голубые глаза векового соблазнителя, тем яснее становилось: от проблем я не избавилась, только одни на другие поменяла.

— Значит так, Евпатий Егорыч. Без любви — никаких разков. Ни по зиме, ни по весне. Девушка я порядочная. Сначала чувства, потом замужество, потом всё остальное. Так что вы уж извините, но сэкономить на комнатах и обогреве сегодня не получится.

— Ну и ладно, — ничуть не расстроился он. — Я ж разве настаиваю? Я так — спросить. Спросить жеж оно завсегда неплохо. Кто не спросит, тому и не дадут. Спокойной ночи, Марусенька. Спи сладко до самого утречка, — с улыбкой пожелал старый принц и исчез в направлении трактира, а не соседней двери.

Закрывшись изнутри, я села на набитый соломой тюфяк и достала из сумки еду.

Что-то как-то не очень сказочно сказка складывается.

Ладно. Нужно просто найти плюсы в происходящем.

Я всегда считала, что жизнь с мамой — это такая форма испытания и воспитания характера, и когда наконец получится съехать и не зависеть от неё, то уж тогда я заживу на полную катушку. Но странная сказочная реальность пока размазывала эти иллюзии тонким слоем по лицу. До этой недели казалось, что самый худший Новый год был, когда я забыла развесить бельё. Вот вылетело это из головы, мама вернулась с корпоратива совсем поздно, за полчаса до боя курантов. И сразу же началось. Оливье нарезан слишком крупно, стол накрыт неправильно, шарлотка подгорела… хотя она просто чуть сильнее запеклась с одного бока — отрежь и не ешь, если это такая трагедия. А уж когда выяснилось, что я не развесила бельё…

В общем, свой семнадцатый новый год я встретила на балконе, закрепляя прищепками пододеяльник. И когда на улице начались салюты, я решила представлять, что это просто весь мир радуется, что у нас дома теперь развешено бельё.

Но сейчас найти плюсы не получалось.

Не раздеваясь, завалилась на то, что тут гордо именовали постелью, подложила под щёку руку и закрыла глаза. Со стороны трактира периодически раздавались невнятные возгласы, но уснуть это не помешало.

Разбудили меня отчаянные крики. Кто-то яростно ругался на древнем и могучем, витиевато и с чувством. И голос был такой знакомый…