Воровской цикл (сборник)

Не поможет доктор, не поспеет Ефрем Иванович — но есть другой способ. Я знаю. Сердцем чую — есть!

— Вы же... вы ром, Ефрем... Иванович! А в-все ромы... колдуны!.. Раз д-доктор... не поспеет — колдуйте! Я за... в-вас...

Черный провал. Надвигается. Нет, только не сейчас! Я должна...

Провал с неохотой отступает.

— ...Зачем?.. м-медлите, Ефрем... Иванович! Что в-вам... нужно?! Говорите! Душу... м-мою?! Жизнь?! Отдам! Т-только спасите... его!

Слово сказано.

А по Закону — должен быть ответ.

* * *

Боль выдернула тебя из чужого кошмара, по нелепой иронии судьбы зовущегося жизнью. Из нахлынувшего прошлого, где страхи княжны были твоими страхами, мысли — твоими мыслями, и ты вместе с девушкой все глубже погружался в пучину безумия, откуда нет возврата. Ты тоже хотел в небо, туда, где мама, хотел превратиться в ангела, оторваться от грешной земли и взмыть в сияющую высь, сбросив оковы бренной плоти; хотел, стремился, — а тебе не давали...

Боль отрезвила.

Ты вернулся рывком, силой освобождаясь от липких объятий сумасшествия. Только успел подумать: а сколько раз это случалось с НЕЙ?! — и на миг ужаснулся. Ужасаться дольше у тебя не было ни времени, ни сил. Ты не мог позволить себе такую роскошь.

Погоди, Друц... времени?!

Ты знал: здесь время течет иначе, да и само слово «время» теряет обычный смысл. И все же опыт подсказывал: огонь давно должен был погаснуть, испепелив свиток Договора, сплавив воедино вас с Тамарой. Но пламя горело, и горели руки, боль нарастала, становясь нестерпимой, хотя дальше, казалось, расти ей некуда.

Что происходит?!

Вот и аукнулся тебе кус-крендельский «брудершафт», непутевый ром! думал, обманул судьбу, из воды сухим выскочил? а хрен с редькой! получай по сусалам, морэ! Закон суров, но это Закон, его не обманешь...

— ...Терпи, Тамара! недолго осталось! Пока огонь не погаснет — терпеть надо, — и сам не заметил, как вслух шептать начал. Вроде княжну успокаиваешь, а если честно — себя.

Молчит Тамара. Губы в ниточку свела и молчит.

Терпит.

«Господи, ну я-то ладно! а ей за что мука такая?!!»

И тут: словно ответ пришел на твою немую мольбу! Да такой ответ, что сразу ясно: не от Господа он! а от кого — догадайся сам, баро! С трех раз...

Треснул сапфировый свод, раскололся, раскрылся багровым провалом; полыхает в провале костер адов, однако не жаром — стужей январской оттуда тянет; все сильнее, все тоскливей завывает многоголосый волчий хор, ветер с ног сбивает, волосы с корнем рвет, ледяными иглами насквозь пронизывает.

А рука в огне горит.

Пересилил себя, оторвал взгляд от провала.

Обернулся к Тамаре — как ты, княжна? — и обомлел.

Стоит княжна, как ни в чем не бывало, в глазах черных пламя отражается. Словно нет для нее провала адского, нет ветра студеного; не воет за плечами, идя по следу, волчья стая. А ведь верно — ни один волосок на ее голове от ветра не шелохнется! Да и пламя-то ровно горит...

Ай, Друц! — забылся, ослабил хватку, и все прахом! Не удержали пальцы руку Тамарину, соскользнули, и чертов буран подхватил тебя, поволок к багровой дыре — за что уцепиться? за дурость свою?!

— Держись, княжна! держи-и-и-ись!..

Мелькнуло видением: вы с княжной, взявшись за руки, стоите на пригорке, сплошь поросшем жухлой травой, над телом Федора, и шепчете слова — чужие, знакомые, ибо так бывает. Вечер дрожит вокруг вас, течет зыбким маревом, потрескивает голубыми искорками — а от опушки дальней рощицы, то и дело крестясь, глядит на вас сельский голова. Достало-таки смелости у старика не сбежать вместе со всеми; остался, стервец! Ох, не к добру...

Видение мелькнуло; исчезло.

Было? не было? Бог весть...

Последнее, что увидел: глаза Тамары. И в них уже — не пламя, не решимость жгучая, не тихое безумие. Удивление и испуг. Не страх, не ужас запредельный — обычный человеческий испуг. «Куда же... в-вы? Ефрем Иванович?! А мне-то что... теперь д-делать?!»

Княжна стояла, нагая и не стыдящаяся своей наготы; смотрела тебе вслед. А рука ее со сжатым в ней Договором продолжала гореть.

Княжна терпела.

И ты понял: она вытерпит все, что угодно.

Права Рашка: бабы живучей...

Лишь попав туда, куда так стремился, ты проклял себя за суетную торопливость. Что, раскучерявый? сунулся вперед батьки в пекло? обождать не сумел? Одного крестника в Закон не проводив, вторую брать вздумал? Жди теперь своей очереди... и Тамара там — ждет.

Своей.

* * *

...Здравствуй, Рашель.

Здравствуй, поле Закона, непривычно людное и оттого почти неузнаваемое.

Здравствуйте, все, кто пришел из небытия; кто встал, согласно Закону, за спинами своих учеников; крестные — позади крестников.

Наши предшественники. Маги былых времен.

Наши с Княгиней учителя, учителя их учителей, и — дальше, дальше... Все, кто через нас приложил свою руку к тем двоим на поле Испытания. Все, кто оставил на них свой оттиск. Дамы, Короли...

И ближе прочих, спиной к тебе, стоял Ефрем Жемчужный, Король Пик, который мог стать Тузом — но не захотел.

Твой крестный.

Маг в Законе.