Восемь ступеней силы

После бесследного исчезновения всех магов в армию стали набирать всех, кто хоть как-то мог управляться с оружием; кузнецы выбивались из сил, работая едва ли не круглые сутки, а враги всё наступали, и не было их орде ни конца, ни края…

Вдоль границы западных дебрей тоже шли ожесточённые битвы – там аэры воевали с чудовищами, что вторглись из глубины чащи. Благодаря своей воздушной магии они быстро справлялись с напором лесной нечисти, и могли позволить себе отослать несколько бойцов и на заградительную стену. Их помощь была неоценима – аэры редко гибли, ведь не так просто справиться с духами воздуха, и с начала войны понесли небольшие потери, в отличие от людей и даже эльфов. Впрочем, они сообщали, что в западных дебрях стали появляться новые чудовища, словно специально созданные для убийства аэров, и эти новости всерьёз встревожили Солнцепоклонного.

Большинство эльфов тоже присоединились к армии на заградительной стене – практически бессмертные, но уязвимые для опасных ран, они отнюдь не были трусами. Тем временем молодые эльфы в глубине своего сокровенного леса пытались овладеть мощной боевой магией – ведь в основном их раса славилась целительскими чарами, и поэтому пока что все попытки создать опасные для троллеорков заклятья проваливались.

А в Хостоке люди осуждали Солнцепоклонного за то, что он рискнул сразу всеми магами. Правитель не винил себя в этом, ведь он даже не предполагал, что артефакт окажется настолько мощным. К тому же, он сделал это под давлением знати, в частности, влиятельного рода Муннов. Теперь аристократы искали другие способы прекратить войну, звучали даже дикие предположения отдать троллеоркам плодородные земли. Но Солнцепоклонный не мог пойти на это: ведь тогда все люди, эльфы и аэры окажутся в опасной близости от границы с новыми вражескими владениями.

Тем временем троллеорки, узнав, что маги погибли, не только усилили атаки на заградительную стену, но и стали искать обходные пути к столице через восточные дебри. После гибели волшебников ослабли и чары друида, основанные не только на собственной Силе, но и на совокупной колдовской энергии. Поэтому кое-где в дебрях заклятия пропускали врагов. Троллеорки по двое отправляли разведчиков искать тропы, как пройти вглубь леса. Конечно, некоторые из них погибали, натыкаясь на мощные чары друида. Но другие находили дорогу там, где колдовство больше на них не влияло…

* * *

Шли годы, мальчик рос крепким и здоровым, ни разу не болел, охотно учился, схватывал знания на лету. Ирель считала, что Сатия нужно с детства закалять, и Эймел с ней согласился. Уже поздней весной они купали сына в пруду, но тот не заболел, а быстро раскраснелся. Мало того, Сатий научился плавать даже раньше, чем ходить. А ещё благодаря закалке он не признавал никакой обуви и не простывал даже зимой в лёгкой одежде. Свои первые шаги он сделал босиком по снегу, задорно смеясь и ничуть не страшась холода.

В возрасте трёх лет он уже мог довольно сносно читать и писать, а рисовать Сатий начал ещё раньше, и все его картины были проникнуты теплом и любовью ко всему окружающему. А однажды, когда ему исполнилось пять лет, Сатий нарисовал очень необычную картину, поразившую его отца до глубины души.

На небольшом листочке бумаги он начертил семь почти правильных кругов, а посередине – солнце, нарисованное самыми яркими красками. Внутри одного из кругов Сатий изобразил небольшого человечка, а рядом – руна войны ^. На солнце также был нарисован человек, а рядом – другая руна, творчества: <.

Эймел заинтересовался и спросил у сына:

– Скажи, что ты такое интересное нарисовал?

– Это семь разных миров. Один из них – наш, тут мы живём. Стрела означает войну. У нас ведь идёт война, папа?

– Да, – вздохнув, признался Эймел. Жители деревни нет-нет, да и вспоминали про сражения на севере, и эти разговоры не могли укрыться от любопытного мальчика.

– Война – это плохо, – серьёзно сказал Сатий. – А на Солнце тоже живут люди, только там царит мир, а все люди – твор-чес-кие, – смешно выговорил последнее слово Сатий.

– Постой, а как люди могут жить на Солнце – там ведь должно быть очень жарко? – удивился отец.

– А они живут в гар-мо-нии, – ответил сын и мечтательно проговорил: – Я бы тоже хотел жить в гар-мо-нии.

– А откуда ты такие слова знаешь? И как ты смог нарисовать подобную картину?

– Не знаю. Слова и картинки пришли из сердца, – совершенно серьёзно ответил Сатий и побежал бегать по улице, обгоняя порой даже резвого Фирри.

«Нет, всё-таки друид не ошибся, – подумал Эймел. – Мой сын видимо, общается с чем-то, что выше нас. Это говорит о его высоком духовном, а следовательно – и магическом развитии. Очень часто он меня удивляет, как сегодня. Может, мой сын уже живёт в гармонии? Вопрос только – в гармонии с чем? Наверное, с природой. И не из гармонии ли рождается настоящая магия? Возможно, именно из неё», – решил маг и отправился на кухню помогать Ирель.

* * *

Эймел помнил наставления друида и потому, как мог, оберегал сына от самого понятия «магия». Но однажды Сатий сам спросил у него: