Восемь. Знак Бесконечности

— Это ты сделал такие выводы? — снова металлический блеск в равнодушных глазах и Алекс вдруг понимает какой жестокой может быть женщина, которая разлюбила, в какую безразличную суку она может превратиться, когда вы ей больше не интересны, — Мы уже разобрались с тем, что в ночь убийства Ли Данте был у меня.

Да, у сукиного сына было алиби потому что он сутки трахал Кэт в ее квартире и это крутое, мать его, алиби, которое не опровергнет ни один прокурор.

— Это не точно Кэтрин. Не точно. Он приехал к тебе в десять часов вечера. А мы нашли тело в одиннадцать. Эксперты установили, что остановка сердца наступила между десятью и одиннадцатью часами. У Марини могло быть достаточно времени, чтобы покинуть место преступления и даже переодеться.

— Это предположения. И любой, даже самый паршивый адвокат, разнесет эти домыслы в пух и прах. Ты думаешь, что он убил мою подругу, нанизал ее на крючья, потом переоделся и приехал встретится со мной на приеме с иностранцами? Думаешь это возможно?

— Что угодно возможно, Кэтрин, кому как ни тебе знать, что люди способны и не такое.

— Верно, Алекс. Кому, как не мне знать на что способны близкие люди!

Когда теряешь женщину она тут же становится для тебя другой. Какой-то непостижимо красивой, загадочной, обворожительной…именно тем, что больше недоступна тебе, именно тем, что ты больше не можешь и не имеешь право назвать ее своей. Но самое страшное ты понимаешь, что начинаешь ее ненавидеть. И Заславский чувствовал этот всплеск ненависти. Едкое желание схватить ее и трясти трясти, пока не оторвется ее голова с этой хрупкой шеи на которой проклятый итальянец оставил свои автографы.

— Ты отлично знаешь, как можно быть циничной сволочью и трахая одну женщину приезжать после к другой и при ней разговаривать с той по телефону!

Заславский судорожно сглотнул. Твою ж мать! Она знает… Но где-то в глубине души появилось чувство триумфа потому что он хотел сделать ей больно именно сейчас. Очень больно….Но это, все же не та боль…Это не ревность.

— Откуда?

— С компьютера Ли. Там ее дневник, где она пишет, как вы трахались за моей спиной пока мы жили вместе, как она похоронила мою мать в тайне от меня. Как ненавидела меня! Об этом ты тоже знал?

— Стоп! Что значит за твоей спиной? У нас был секс после того как мы с тобой расстались! И что за бред насчет матери? Твоя мать жива. Я говорил с ней по телефону…лично два дня назад.

Кэтрин изменилась в лице… Ее подбородок дрогнул. Заславскому показалось, что она даже вдруг стала меньше, худее, словно прозрачнее.

— Как?…Но там…написано! О Господи Алекс!

Заславский несколько секунд смотрел на Кэт, а потом вытащил мобильник.

— Ферни, срочно тащи ноутбук Ли в лабораторию. Кто-то взломал его и писал от ее имени. Проверьте все ай пи адреса. Давай! Работай! Я скоро присоединись к тебе!

Повернулся к Кэт, которая обхватила себя двумя руками и мелко дрожала.

— Там…там было написано, что мама… что она умерла и Ли похоронила ее. Было написано, что Ли меня ненавидит, что она желает мне смерти потому что… Боже Алекс… У тебя есть номер мамы?

Заславский протянул Кэтрин сотовый, чувствуя, как по спине стекают липкие струйки пота. Если Кэтрин прочла все это в компьютере Ли, следовательно, тот, кто написал не только смог взломать ноутбук, но и прекрасно знал КТО это прочтет и когда!

— Мама! Это я, — вздрогнул, услышав, как Кэт заговорила по-русски, по ее щекам текли слезы и Заславский знал, что это первый разговор за очень много лет, и это первый разговор, в котором Кэт назвала Елену матерью, — Мамочка…мам…это Катя…мам, где ты? Я хочу к тебе приехать. Ма-маааа!

Заславский сжал переносицу пальцами. Ему казалось его голова разорвется от мыслей.

Глава 21

Я медленно разжевала кусочек бифштекса и запила апельсиновым соком. Данте ничего себе не заказал, кроме бокала коньяка, и наблюдал, как я ем. Молча.

Он забрал меня из участка, как только я позвонила. Увидев полную тарелку печенного картофеля и сочный кусок мяса, я поняла насколько проголодалась, меня даже перестала смущать огромная зала, с высоченными потолками и зеркалами на стенах. Дом Марини вообще очень сильно напрягал. Я чувствовала себя в какой-то западне вычурного великолепия, словно на съемках фильма про золушку, только принц не принц вовсе, а дьявол с ледяными глазами. Ощущение дискомфорта не покидало с того момента как Марини отдал слуге мой плащ, сумочку и провел меня в эту залу, где меня ожидал обещанный обед.

Когда он по телефону спросил голодна ли я, то я подумала, что мы где-нибудь пообедаем, но точно не у него дома

Я не привыкла к такой роскоши и, едва переступив за порог, почувствовала себя какой-то ничтожной в этом огромном помещении с длинным столом, накрытым только на нас двоих.