Восход над деревом гинкго

– Сацуки! Сацуки, я спасу тебя, слышишь? Я разделю с тобой жизнь, тебе лишь нужно сказать, что ты согласна, слышишь меня? – Он похлопал её по щеке, заставляя прийти в себя. – Сацуки, ты должна сказать «да», слышишь? Ты должна мне позволить!

Сацуки открыла глаза. Макото соединил их вскрытые запястья.

– Ты согласна разделить со мной жизнь? – Макото склонился к её губам, чтобы расслышать слабое «да», и быстро зашептал, припав лбом к её лбу. – Пусть моё сердце вечность бьётся в унисон с твоим. Отныне и навеки наши судьбы связаны, наша жизнь едина, и я вручаю тебе, Сацуки, половину себя. И сердце твоё будет биться до тех пор, пока бьётся моё.

Сацуки тихо вздохнула и закрыла глаза. Рана на её груди не затянулась, как не затянулась рана на руке Макото. Не появилось золотого свечения, не всколыхнулась магия – ничего не произошло. Макото сильнее сжал её руку, по щекам его текли слёзы.

– Сацуки, пожалуйста! Сацуки! – Он стал заново, быстро и пылко, словно в горячке, повторять слова клятвы.

– Не сработает. – Акира снова мягко положил руку ему на плечо. – В тебе пробудилась сила лиса, но ты не стал полноценным кицунэ. Ты всё ещё полукровка, Макото, и подобная магия тебе неподвластна.

– Тогда сделай что-нибудь! – закричал Макото, подтягивая Сацуки к себе и обнимая. Она, прильнув к нему, смяла в пальцах ворот его кимоно. – Спаси её! Ты же хренов Хранитель!

Акира смотрел на него холодно, без всякого выражения на красивом лице. В белых волосах путался ветер, огромные крылья были сложены за спиной, на светлых одеждах алела чужая кровь. Он был похож на безжалостную мраморную статую, которая давно разучилась чувствовать. Макото стиснул зубы. Просить цуру, который ненавидит людей, спасти человеческую девушку – что может быть глупее? Но он был готов сделать вещи в тысячу раз более идиотские, лишь бы её сердце не переставало биться.

– Прошу, Акира! Я сделаю всё, что ты попросишь! Только не дай ей умереть.

Акира вскинул брови, криво усмехнулся: Макото вряд ли мог предложить ему взамен что-то стоящее – они оба это знали. Акира тяжело вздохнул и огляделся вокруг. Никого не осталось, на земле лежали мёртвые люди и бушизару. Акира прикрыл глаза и запрокинул голову, подставляя лицо под падающий с неба пепел. А потом, спустя мгновение, которое показалось Макото вечностью, спросил:

– Сделаешь всё что угодно?

– Всё что угодно, – выпалил Макото не задумываясь.

Акира открыл глаза и посмотрел на него со всей серьёзностью.

– Тогда береги её, – он кивнул на Сацуки. – Береги своего человека.

Макото кивнул.

– Обещаю.

– И ещё кое-что. – Акира опустился на колени, забрал у Макото вакидзаси. – Никто и никогда не должен узнать о том, что здесь произойдёт.

Как только Макото кивнул, Акира уверенным движением вскрыл себе запястье, даже не поморщившись. Кровь лилась по одежде и впитывалась в землю, смешиваясь с пролитой кровью Сацуки.

– Я не хочу быть связанным с ней целую вечность, поэтому отдам ей не половину жизни, а всю, – тихо сказал он, беря Сацуки за руку.

– Но Акира…

– В конце концов, я всё равно собирался уйти, когда всё закончится. – Акира, кажется, не слышал Макото и разговаривал вовсе не с ним. Белые ресницы его дрожали, на губах появилась тень улыбки. – Я оставлю себе лишь каплю, самую малость, чтобы добраться до озера, где мы встретились. Я бы хотел ещё раз встретить рассвет на том берегу.

Он коснулся щеки Сацуки, поворачивая её лицо к себе. Его пальцы засветились золотом, и она пришла в себя, затуманенный взгляд её на мгновение прояснился.

– Скажи «да», если хочешь жить. Я отдам тебе свою вечность. Скажи «да», если согласна, – вкрадчиво сказал Акира.

Сацуки перевела взгляд на Макото, тот закивал, помогая ей решиться.

– Да, – выдохнула Сацуки, глядя ему в глаза.

– Держи её крепче, – скомандовал Акира. – Это заклинание гораздо сложнее разделения жизни, и я не могу ручаться, что всё пройдёт гладко.

– Но зачем тогда…

– Сделай милость, держи её молча.

Акира соединил рану на своём запястье с раной на запястье Сацуки и закрыл глаза. Макото ждал, что он начнёт произносить клятву, но Акира не проронил ни слова. Кожа его засветилась, и золотые нити устремились по предплечью к ране Сацуки, проникли в неё, и Сацуки застонала, выгнулась, будто от сильной боли, а потом закричала. Макото обхватил её крепче, прижал к себе, чувствуя, как содрогается каждая мышца в её хрупком теле. А потом Сацуки засветилась изнутри – ровным, тёплым золотым светом. Она вдруг стала лёгкой, почти невесомой, на несколько мгновений воспарила над землёй, и Макото показалось, что, если бы он не держал её в своих объятиях, Сацуки бы исчезла, превратившись в ветер.

Акира судорожно вздохнул, выпустил её руку и покачнулся, сделавшись бледным, почти серым. На обескровленных губах играла блаженная улыбка.