Казалось, изображенные на огромных витражах величественные, безмятежные мужчины и женщины взирали на Ранда с укоризной.
– Я должен его остановить! – крикнул им Ранд. Голос эхом отдавался в собственных ушах.
Асмодиан остановился, отпрянув от рушащихся строений. Поднявшаяся пыль обтекала его, не касаясь переливчатого красного кафтана и оставляя вокруг него чистый воздух.
И тут вокруг Ранда все полыхнуло, словно сам воздух обратился в пламя. Полыхнуло – и тут же, прежде чем Ранд успел понять, как он этого добился, пламя погасло, успев лишь окончательно высушить его рубашку и штаны и слегка опалить волосы. Высохшая пыль осыпалась с него при каждом шаге.
Асмодиан уже карабкался через выросший посреди улицы завал. Вновь ударили молнии, взметнув ввысь фонтаны разбитой брусчатки и обрушив на пути Отрекшегося стены хрустального дворца.
Но Асмодиан не остановился, и, как только он исчез за завалом, с купола ударили другие молнии. Били они вслепую, но предназначены были поразить Ранда. На бегу юноша поспешно свил вокруг себя невидимый щит. Каменные осколки, выбиваемые молниями из мостовой, отскакивали, ударяясь об эту преграду. Ранд уворачивался от голубых огненных стрел, перепрыгивал через ямы в мостовой, возникавшие от их ударов. Сам воздух вокруг искрился; у Ранда волосы на голове становились дыбом.
Что-то вплелось в завал разбитых колонн. Укрепив вокруг себя щит, Ранд устремился вперед. Громадные обломки красного и белого камня, на которые он взбирался, взрывались слепящими вспышками и разлетающимися осколками. В безопасности своего кокона пустоты Ранд мчался дальше, отстраненно воспринимая грохот рушащихся зданий. Нужно остановить Асмодиана – Ранд думал только об этом. Он старался как мог – и напрягать приходилось все силы. С неба вновь ударяли молнии, из-под земли, разворачивая мостовую, появлялись огненные шары – все, чтобы хоть немного задержать Отрекшегося. И это удалось. Ранд догонял. На площадь он выбежал, отставая от Асмодиана всего на дюжину шагов. Пытаясь сократить и этот разрыв, он удвоил усилия. Задержать Отрекшегося! А тот, убегая, старался убить Ранда.
Бесчисленные сокровища – тер’ангриалы, ангриалы и са’ангриалы, доставленные в Руидин айильцами, не щадившими ради этого своих жизней, – разлетались в стороны под неистовыми ударами молний. Вокруг бушевали огненные смерчи. В мостовой образовывались глубокие и широкие трещины, конструкции из серебра и хрусталя разбивались вдребезги, опрокидывались странные металлические фигуры.
Асмодиан продолжал бежать, отчаянно выискивая что-то в этом безумном хаосе. Наконец он устремился к валявшейся среди мусора невзрачной с виду вещице – белокаменной статуэтке в фут высотой, изображавшей мужчину, держащего на ладони поднятой руки хрустальный шар.
Издав радостный вопль, Асмодиан вцепился в статуэтку обеими руками, но в следующее мгновение ее схватил и Ранд.
На краткий миг юноша увидел перед собой лицо Отрекшегося, вгляделся в него. Это было лицо Натаэля, такое же, как обычно, если не считать яростной целеустремленности в темных глазах. Лицо привлекательного мужчины средних лет. Никаких признаков того, что это Отрекшийся. В следующую секунду оба, словно мысленно пройдя через тер’ангриал – которым являлась белокаменная статуэтка, – одновременно достигли одного из двух самых могущественных са’ангриалов, когда-либо созданных в мире.
Ранд смутно осознавал, будто частью своего «я» видел находившуюся где-то далеко в Кайриэне и наполовину погребенную в земле гигантскую статую, подобную той фигурке, которую он держал в руках. Огромная, сверкающая, точно солнце, хрустальная сфера пульсировала, наполняемая Единой Силой. И эта Сила, безмерная и безбрежная, словно все океаны мира, хлынула в него потоком немыслимой мощи. Теперь он действительно мог все – с этим са’ангриалом он Исцелил бы даже ту мертвую девочку. И в той же мере разрослась порча, объемля каждую его частичку, проникая во все его поры, пробираясь в самую его душу. Он хотел кричать, хотел взорваться! И при этом ему была доступна лишь половина мощи са’ангриала. Вторая наполняла Асмодиана. Оба отчаянно боролись, стремясь завладеть статуэткой, тянули ее на себя, спотыкаясь на разбросанных и разбитых тер’ангриалах, и, даже падая, ни тот ни другой не осмелился даже на мгновение оторвать от статуэтки хотя бы один палец из страха, что противник сумеет ее отнять. Перекатываясь на обломках, то один, то другой натыкался на находившиеся рядом диковины – на устоявшую в хаосе дверную раму из краснокамня или на упавшую на бок, но чудом не разбившуюся хрустальную статуэтку, изображавшую обнаженную женщину с младенцем у груди. Они сражались за тер’ангриал изо всех сил, но их битва разворачивалась и на другом уровне.