Восхождение

Нет, больше я откровения Кольцова читать не могу! – отшвырнул он газеты. – Если все это правда, то республиканцы обречены. Это же не война, а какое-то скверное кино, причем с заранее известным концом. Если им не помочь, если не научить не маршировать и красиво умирать на баррикадах, а сражаться по правилам военной науки, их перебьют, как куропаток. Но кто это сделает, кто научит их управлять штурвалами самолетов и рычагами танков? И где они возьмут эти самолеты и танки?

Как оказалось несколько позже, у республиканцев были и танки, и самолеты, не говоря уже о том, что инструкторы в Испанию прибыли первостатейные: они не только учили грамотно воевать испанцев, но и участвовали в боях сами. Все это Зуеву предстояло увидеть собственными глазами, и не только увидеть, но и оставить о «Грандо руссо», то есть «Большом русском», как называли его испанцы, вечную память в сердцах полюбивших его республиканцев.

А пока что, не откладывая дела в долгий ящик, Василий Зуев начал собираться в дорогу. Одной из проблем, которую ему предстояло разрешить, он назвал фронтовой экипировкой.

«Пиджак, рубашки, штиблеты и даже смокинг у меня есть, – размышлял он, – но это облачение годится разве что для какого-нибудь приема или визита к министру. А в чем я буду мотаться по фронтам? То-то и оно, что не в чем. Купить добротную куртку, хорошие брюки и крепкие башмаки, нет, лучше сапоги, – поправил он сам себя, – да еще моего размера, негде. Значит что? Значит, надо искать стоящего портного и знающего свое дело сапожника. Кто может в этом помочь, кто знает андоррцев как свои пять пальцев? Синдик Роблес, – хлопнул себя по лбу Зуев, – этот усач знает все и вся, поэтому махну-ка я в его деревню. Если не поможет он, то не поможет никто».

Хуан Роблес тоже был нехилым человеком, правда, по андоррским меркам. Ну, что такое метр восемьдесят по сравнению с двумя метрами, и девяносто килограммов веса по сравнению с полутора центнерами?! Но как бы то ни было, Хуан Роблес и Василий Зуев в Андорре были самыми крупными и самыми сильными людьми – это их роднило, и отношения между ними были, как, скажем, между Ильей Муромцем и Добрыней Никитичем.

Само собой разумеется, Роблес об этих русских богатырях понятия не имел, но когда Зуев ему рассказал и даже показал копию картины Васнецова, андоррский геркулес ткнул пальцем в Добрыню и не допускающим возражений тоном заявил: «Это я! Усы у него, как у меня. А бороду я отращу». На том и порешили.

Но как настоящие богатыри, Роблес и Зуев при каждом удобном случае мерялись силой: то боролись на руках, то пытались поднять огромное бревно, то швыряли тяжеленный валун. И вот что удивительно: побить рекорды Зуева Роблес пока что не мог, но уверенно приближался к его результатам.

– Все дело в тренировках, – объяснял он удивленному Зуеву, – ты живешь в городе и целыми днями просиживаешь штаны в кабинете. Я же – на природе, и каждый день, хочешь не хочешь, а вынужден таскать эти треклятые бревна и двигать камни. Так что берегись, – шутливо подначивал он обескураженного Зуева, – скоро я твои рекорды побью.

– Зато на руках я все равно сильнее, – приглашал он к столу Роблеса. – Давай померяемся!

– На руках – не буду, – отмахивался Роблес. – Тут мне до тебя далеко.

– А-а, испугался, – удовлетворенно похохатывал Зуев. – То-то же, Добрынюшка, в этом деле сильнее Илюши никого нет, – закатывал он рукав рубахи и предлагал потрогать свой огромный бицепс.

Соблюдая приличия и восхищенно цокая, Роблес трогал каменный бицепс и говорил, что такого, похожего на арбуз, у него никогда не будет и что если бы Зуев регулярно тренировался, то по поднятию тяжестей наверняка стал бы олимпийским чемпионом.

– Не до этого, – вздыхал Зуев. – Да и не нравятся мне эти игры. Ну, поднял кто-то над головой полтора центнера, и что с того? Вот борьба – это другое дело. В цирк бы я пошел, с Поддубным бы повозился, с Заикиным. Но вместо этого пришлось насаживать на штык сперва немцев, потом австрийцев, а напоследок и латышей: не знаю, почему, но за большевиков отчаяннее всех сражались почему-то они.

А-а, ерунда все это, – досадливо махнул рукой бывший поручик, – это было давно, и очень хочется, чтобы было неправдой. Не за этим я к тебе, Роблес, приехал, не для того, чтобы бередить старые раны. Суть дела в том, что в ближайшее время я отправляюсь в Испанию, причем к республиканцам: буду там представлять «Вести Андорры». Журналист ведь для того и существует, чтобы быть в гуще событий, а главное событие в Испании – это война. Так что мотаться мне придется и по фронтам, и по госпиталям, и на лошадях скакать, и на грузовиках трястись и, главным образом, топать на своих двоих. Так вот для всего этого мне нужно должным образом экипироваться, а у меня, кроме пиджака и штиблет, ничего нет.

– И купить ты ничего не можешь, – понимающе усмехнулся Роблес.

– Вот именно. Короче говоря, мне нужен хороший портной и толковый сапожник. Не знаешь таких?