Восьмое Небо

Сейчас, когда они с Ринриеттой были единственными фигурами на капитанском мостике, единственными живыми существами в мире, состоящем из обжигающе холодного воздуха, усеянного мелкой ледяной крупой, ему показалось, что она даст ответ. Но капитанесса лишь мотнула головой.

— У меня есть один план. Извини, не могла им поделиться — даже с тобой, — она попыталась дыханием отогреть посиневшую ладонь, после чего вновь мертвой хваткой вцепилась в штурвал, — «Барбатос» в прошлый раз слишком легко взломал «Малефакса» и выудил у него всю информацию. Я не могла рисковать. Впрочем, сейчас ты сам все увидишь. Нет, точнее, услышишь. «Малефакс», дай мне связь.

— Общую по кораблю? Связь с «Аргестом»?

— Нет, — Алой Шельме пришлось закатать себе сильную оплеуху, чтоб зубы перестали лязгать, — Дай мне связь полным спектром по магическому эфиру. Мне нужно, чтоб ты крикнул на весь небесный океан, насколько хватит силы. Сможешь?

— Миль на восемьдесят, — заколебался гомункул, — Может, девяносто… Но я не вижу в этом радиусе ни одного корабля, кроме «Воблы» и «Аргеста». Нам не у кого просить помощи.

— Ничего. Главное — крикни погромче. Пусть само небо зазвенит!

— Готов к передаче. Вам слово, прелестная капитанесса.

Алая Шельма набрала побольше отравленного воздуха в грудь.

— Господин Зебастьян Урко! — крикнула она, обращаясь к распахнутому небу и вытянутым ледяным узорам из облаков, — На тот случай, если вы меня слышите, сообщаю — вы глупы, как старая высушенная таранька! Ваши драгоценные водоросли я самолично распорядилась утопить в Мареве! И если вы вздумаете меня преследовать, я возьму копченого ерша и собственноручно засуну его в вашу бледную тощую задницу!..

Алая Шельма закашлялась, едва не рухнув на палубу. Дядюшка Крунч мгновенно оказался рядом, но, опершись по привычке на него, капитанесса зашипела от боли — броня голема была ледяной наощупь.

— Не могу поверить, что слышал это, — до них донесся слабый голос Габерона, — Это или самый ловкий ход, что я видел, или самое большое безумие. Но почему ты уверена, что господин Урко услышит тебя?

Из-за истончившихся белых губ улыбка капитанессы походила на ледяной скол.

— Мы на высоте двадцать тысяч футов, Габби, в краю апперов. Он меня услышит, даже если находится на другом краю небесного океана.

— И явится вытребовать долг?

— Надеюсь на это.

— Какие еще будут приказания, прелестная капитанесса?

— Никаких. Продолжайте подъем.

Они поднимались бесконечно долго. Казалось, в этом краю обмороженного неба даже время теряет обычную прозрачность, замерзает, как вода. Дядюшка Крунч попытался сосредоточиться на подъеме, впиться в штурвал «Воблы» так, чтоб чувствовать каждую доску баркентины, однако даже он время от времени заворожено оглядывался.

«Вобла» вступала в чертоги, где нечасто появляются созданные людьми корабли, где не существовало обитаемых островов и не дули знакомые ему ветра. Здесь все было другое, вроде бы и знакомое, но несущее на себе отпечаток чуждости. Небо казалось прозрачным до того, что напоминало перевернутую чашу головокружительного синего цвета. Казалось, можно поскоблить по нему пальцем — и оно отзовется тревожным стеклянным гулом.

— Опасные высоты, — пробормотал внезапно «Малефакс», тоже очарованный этим ледяным царством, — Опасные, но какие восхитительные… Должно быть, это потому, что здесь нет людей. Ни рыбацких лодок, ни фабричного дыма…

— И никогда не будет, — проскрипел в ответ Дядюшка Крунч, — Докладывай, чтоб тебя!

— Небо пусто на всем обозримом расстоянии, — сообщил «Малефакс», — Прошло полчаса. Они не придут.

Дядюшка Крунч со скрежетом сбил с груди гроздь льда, стеклянными осколками разлетевшуюся по палубе. Подобными гроздями капитанский мостик «Воблы» был увешан всплошную, палуба давно скрылась под покровом из непрозрачной наледи.

— Нас могли не услышать, — проскрежетал он. Смазка в глотке смерзлась, так что каждое слово давалось ценой неимоверного напряжения, металл обшивки отдавал грозной синевой, — Или услышать, но не явиться.

— Апперы никогда не прощают оскорблений, — возразил «Малефакс», — Я думаю, они не услышали передачи. Хотя я повторяю ее каждую минуту. Но даже у апперов есть предел могущества.

— Они явятся, — хмуро заверил его абордажный голем, — Эти севрюжьи дети никогда не упускают возможность утереть другим нос. И еще не прощают оскорблений. Как только они явятся, «Аргест» покажется нам детской игрушкой, вот что я скажу…

— Я использовала тот шанс, что у меня был, — огрызнулась Алая Шельма, — Теперь нам остается ждать, уповая на каждую минуту.

У нее больше не стучали зубы, но кожа сделалась бледной, как у мертвеца, с темно-синими пятнами под глазами, вокруг ноздрей застыл крошечными бусинами лед, а волосы слиплись сосульками.

— Безумный прожект, — пожаловался Дядюшка Крунч, зная, что с ним никто не станет спорить — капитанесса берегла дыхание, а гомункул был слишком поглощен прослушиванием магического эфира, — Даже если апперы соизволят отозваться, они нипочем не станут лезть в драку с «Восьмым Небом». Может, они и самовлюбленные ублюдки, но не дураки, это уж точно…