Восьмое Небо

Крыша, на которой находились они с Кин, мало выделялась на фоне прочих, а если судить по размеру, так еще и многим уступала — крохотный островок из черепицы, камня и металла, один из нескольких сотен подобных. Но ценность ее была не в размере. Это был их собственный с Кин кусочек Аретьюзы, их неприкосновенная собственность, служившая, в зависимости от необходимости, и обзорной площадкой и спальней и даже убежищем.

Как и полагается убежищу, оно было надежно защищено. Иногда Ринриетта думала, что пробраться сюда не смог бы и самый ответственный университетский трубочист. Чтоб оказаться на крыше кафедры философии, требовалось подняться на третий этаж корпуса административного судопроизводства, пройти узкой и тесной, как рыбий пищевод, галереей, когда-то ведущей в мезонин, ныне заваленный подшивками старых монографий, потом завернуть в слепую кишку, которая, судя по остаткам крикетных клюшек, когда-то использовалась под хранилище спортивного инвентаря, отпереть тяжеленную дверь, скрипучую, как старый дредноут, пройти через два чулана, вновь подняться на один этаж, миновать заброшенный лекторий латинийского права, и снова свернуть…

Без сомнения, это была самая уютная крыша во всей Аретьюзе. Прикрытая сверху куполом теологической кафедры, а с боков — мощными контрфорсами кампуса, она являла собой практически отгороженную от всего мира площадку, пусть и совсем небольшую, едва ли в двести квадратных футов[160]. Но каждый ее фут, покрытый ржавой жестью и расколотой черепицей, был их с Кин личным достоянием — а это многого стоило.

— Лингвистический драмкружок. Линейная драка. Линчованная драпировка.

Ринриетта покосилась в сторону Кин. Та самозабвенно бормотала бессмыслицу, развалившись на старом диване и болтая в воздухе ногами. Солнечная слепота еще не совсем прошла, поэтому Ринриетте показалось, что по плечам Кин рассыпаны солнечные лучи, потерявшие вдруг свою безжалостную прямолинейность, закрутившиеся в спирали и обратившиеся смешными всклокоченными сполохами света. Впрочем, это было не совсем иллюзией. Ринриетта знала, что даже когда солнце зайдет, волосы Кин лишь немного побледнеют.

Ринриетта с удовольствием бы дернула за прядку, чтобы проверить это, но сейчас ей не хотелось вставать. Поэтому она пробормотала с напускной строгостью:

— Не пойму, о чем ты болтаешь, Кин. В этом есть какой-то смысл?

— Какая же ты ворчунья, Рин! Это написано на нашем диване. Глянь.

Ринриетта со вздохом приняла сидячее положение. Диван, на котором расположились они с Кин, был не просто диваном. Похожий на древнее чудище из сумрачных глубин Марева, скрипучий, с лопнувшими пружинами, потерявший половину обивки, он не просто был единственным предметом меблировки крыши кафедры философии и их с Кин гордостью, он был и охотничьим трофеем.

Диван этот они обнаружили случайно, в одном из старых коридоров университета, где он стоял, брошенный и забытый, подобно никчемному музейному экспонату. Идея поднять его на крышу, в их тайное убежище, была столь же глупа, сколь и соблазнительна. Устоять перед ней они не смогли. С них сошло семь потов, прежде чем дерзкий замысел удалось реализовать. Они с Кин потратили почти весь день, втаскивая его на крышу кафедры философии, но от своего не отступались. Лучшие студентки Аретьюзы никогда не отступаются перед сложностями — на то они и лучшие студентки.

Диван оказался невероятно тяжелым, его пружины немилосердно кололи пальцы, а старомодные витые ножки с коварностью осьминога норовили уцепиться за каждый угол. К тому моменту, когда диван был водружен на крышу, они обе ругались так, что могли бы защитить честь университета против команды портовых докеров по самым страшным ругательствам Унии — если бы кому-то пришло в голову организовать что-то подобное.

Их усилия оказались вознаграждены. Теперь у них был свой диван, пусть и ужасно скрипучий, старый, дряхлый, но все-таки свой. Его спина была столь широка, что они могли лежать на нем одновременно, не касаясь плечами друг друга. Впрочем, не так уж часто они использовали эту возможность.

— И что же я должна увидеть в этом облезшем чудовище, мисс Ду Лайон?

— Кончайте придуриваться, мисс Уайлдбриз, — в тон ей ответила Кин, дергая ее за плечо, — Прямо на спинке!

Ринриетта прищурилась. Действительно, на старой щербатой спинке дивана виднелись какие-то белые отметины, нанесенные, судя по всему, масляной краской много, много лет назад. Прежде она их не замечала. Неудивительно — здесь, на крыше, были куда более интересные предметы для изучения.

— Да, действительно. Как будто бы буквы…

— Буквы и есть.

Разобрать написанное Ринриетта смогла лишь несколькими секундами позже, когда зрение окончательно пришло в норму. Букв, собственно, было совсем немного, ровно шесть: «Лин. Дра.»

Скрыв разочарованный вздох, Ринриетта откинулась на спинку дивана.

— Какая-то ерунда.

— Возможно, — неохотно признала Кин, — Или секретный знак. Подсказка. Ключ, открывающий зловещую тайну. На старых островах всегда полно зловещих тайн, ты же знаешь.

— И что же означает этот ключ?