Восьмое Небо

— Прикрути патрубки, хлыщ, — буркнул кто-то в ответ, — Пока вторую ногу не переломал. С пиратским отродьем здесь, в Сердце Каледонии, разговор короткий.

— Может, она и пиратское отродье, но она наш капитан, — спокойно возразил Габерон, судя по звону, прикованный у противоположной стены, — Я думал, вы на Ройал-Оук большие знатоки по части соблюдения чужих прав.

— Единственное, на что у тебя осталось право, так это на десять футов пеньковой веревки! — огрызнулся один из стражников, но действовать все же стал мягче, уже не пытаясь оторвать Ринриетту от пола за цепь, — Соблаговолите на выход, госпожа пиратская капитанесса. Время прогуляться.

— Стойте! — крикнула из своего угла Корди, — Не надо! Только не ее!

Второй стражник, коренастый тип, которому не худо было бы подыскать кирасу побольше, благодушно улыбнулся:

— Не бойсь, малявка, не на казнь. Ступеньки вам только завтра считать. А в этот раз, считай, генеральная репетиция. Поговорить кто-то хочет с вашим… капитаном.

Ее вытолкнули из каземата так легко, что Ринриетта почти не успела разглядеть остальных, в памяти остался лишь угловатый силуэт Шму, растянувшийся у стены, да сам Габерон, провожающий ее взглядом. Где-то дальше по коридору были прикованы Корди и Тренч, но их она уже не увидела — кто-то без лишних церемоний ткнул ее в спину ножнами кортика, вынуждая шагнуть на осклизлую от сырости каменную лестницу.

— Не рыпайся, рыбка, — пробубнил над ухом голос с раздражающе правильным каледонийским выговором, от которого она успела отвыкнуть, — Кандалы с тебя сняли, но если что, нежностей можешь не ждать, поняла?

Ринриетта не ответила. Слишком много чести для какого-то служаки — говорить с капитаном.

Она шла настолько быстро, насколько позволяли ей онемевшие от холода ноги, высоко подняв голову и расправив плечи — как учил когда-то Дядюшка Крунч. Завтра, когда палач назовет ее имя, она будет идти так же, чеканя жесткий и уверенный капитанский шаг, хотя, видит Роза Ветров, путь ей будет предстоять совсем недлинный — только лишь до основания королевской виселицы…

— Сюда, — кто-то распахнул перед ее лицом тяжелую дверь, пропуская в большую комнату. После темноты каземата здесь было так светло, что у нее едва не брызнули слезы из глаз, — Сиди здесь. К тебе придут. Если голодна, можешь есть. Не кричать. Не выходить. Все.

Она осталась одна, дверь за спиной захлопнулась. Судя по протяжному скрежету, заперта на засов. И черт с ней, решила Ринриетта. Растирая озябшие руки, она не спеша огляделась, стараясь держаться так непринужденно, словно находилась на приеме у губернатора. Комната оказалась большая, почти с ее капитанскую каюту на «Вобле», только обставлена куда скромнее — пара безликих канцелярских кушеток и стол. Окно забрано толстой решеткой, за которой виден лишь выцветший клочок каледонийского неба. То ли кабинет для переговоров с упрямыми пленниками, то ли каземат повышенной комфортности для особо важных гостей.

Ринриетта машинально оправила китель, мокрый и в разводах ржавчины, больше похожий на половую тряпку, с грустью констатировав, что китель безнадежно испорчен. Превосходная дымчато-алая ткань, скроенная когда-то лучшими портными Литторио, выцвела, потемнела от сырости и почти утратила свой первозданный цвет. Кое-где не хватало пуговиц — лишнее напоминание о рвении королевских морских пехотинцев…

От климата королевского каземата Ройал-Оука одежда страдала не меньше людей, которые были в нее облачены. Но Ринриетта все равно выпрямилась, держась так, словно была облачена не в потерявшие цвет обноски, а в новенький, с иголочки, капитанский мундир. Какой бы метод ни избрал королевский дознаватель, Алая Шельма, гроза небесного океана, не будет выглядеть перед ним грязным оборванцем. Жаль, нет зеркала — проверить, ровно ли сидит на голове треуголка…

Ринриетта украдкой покосилась на стол — проверить, какие орудия пыток запасены для нее, но глаз не заметил ни матового отблеска металла, ни жутких лезвий. Напротив, на столе обнаружилось то, при виде чего ее челюсти непроизвольно сжались еще сильнее, а рот наполнился слюной. Еда. Целый поднос еды. И пусть сервировано было неприхотливо, никакого хрусталя и вычурных соусников, ей стоило большого труда не запустить туда сразу обе руки. Увесистый кусок ростбифа с корочкой, копченая сельдь, бекон, рисовый пудинг с кунжутом, крупное красное яблоко, плошка с золотистым медом, россыпь фиников… На борту «Воблы» бывали трапезы не в пример обильнее и изысканнее, но любой едок, вынужденный в течении нескольких недель наслаждаться гостеприимством королевского каземата и его кухней, быстро менял свои вкусовые пристрастия.

Ринриетта застыла, втягивая соблазнительный запах. Что это, еще одна попытка сломать ее? Унизить, заставив превратиться в снедаемое голодом существо, утратившее человеческий облик? Если так, королевские дознаватели явно недооценивают род Уайлдбризов…