Восьмое Небо

— Это не пираты. Это трусливые грабители, годные лишь на то, чтоб щипать беззащитные торговые корабли вдалеке от больших островов и пользующиеся благородным анахронизмом, чтобы сохранить остатки самоуважения. Лет через пять от них останутся разве что пиратские романы…

— Я бы хотела стать пиратом, — серьезно произнесла Кин, тоже поднимаясь с дивана.

Она стояла где-то позади, за плечом, оттого Ринриетта слышала лишь легкий шелест ее сорочки, которую трепал ветер. Но щеки все равно окатило изнутри предательской теплотой. Ринриетта знала, что пока Кин рядом, эта теплота будет усиливаться — до тех пор, пока не превратится в убийственный жар, сродни тому, что выделяют горящие в небе корабли.

— Не думаю, что ты так уж хотела бы быть пиратом, если б имела перед глазами подходящий пример, — пробормотала она, напуская на лицо равнодушно-презрительное выражение, — Вроде моего деда.

— Ты никогда о нем особенно и не рассказывала, Рин.

— Что там рассказывать, — грубовато отозвалась Ринриетта, — Старый мерзавец всю жизнь прожил как ему вздумается, плевать хотел на всех — и, надо думать, охотно это и делал с большой высоты.

Кин осторожно тронула Ринриетту за самый кончик свисающей косы, перетянутой строгой серой лентой.

— Ты ведь не очень-то хорошо его знаешь, да?

— Я видела его два или три раза в жизни, да и те нельзя было назвать приятными встречами. Это было уже тут, в Аретьюзе. Каждый раз он прибывал ночью, украдкой, швартуясь к острову на шлюпке, точно вор. Боялся, что его корабль разглядят островные гомункулы и натравят береговую охрану. Это было так… жалко. Я даже не помню толком его лица. Помню лишь, что он ужасный неряха и от него несет дрянным табаком и смолой…

— Ты — его внучка.

Ринриетта тяжело задышала через нос.

— Я — его балласт. Ты просто плохо знаешь пиратов, Кин. Для них все люди — балласт. Как и воспоминания, как принципы, как обещания. Когда они улепетывают от судов береговой охраны, то сбрасывают балласт, чтоб побыстрее набрать высоту и оторваться. Восточный Хуракан давно сбросил все, что связывало его с землей. Сперва привычки, потом дом, потом друзей. Потом моих родителей, когда они были еще живы. Ну и меня заодно. Когда мы встречались — под покровом ночи, словно воры — то оба чувствовали только усталость и смущение. Нам нечего было сказать друг другу, Кин. Мне нечего было рассказать ему о жизни на твердой земле. А ему нечего было передать мне о небе. Поэтому он передавал золото — по мешочку за каждый семестр обучения в Аретьюзе. Да и то, от золота я стремилась поскорее избавиться, слишком уж лезли в голову мысли о том, какими путями он его заработал…

— Восточный Хуракан, — Киндерли с явным удовольствием произнесла это имя, не заметив, как напрягается спина Ринриетты, — Кажется, я слышала о нем что-то или читала.

— Не думаю. Мой дед — последний человек в небесном океане, в котором можно заподозрить благородного грабителя. Смотри, Кин, никак корабль?..

Подходящая возможность переменить тему разговора попалась как никогда кстати. На западной части небосвода, где облаков было меньше, и в самом деле угадывалось какое-то смутное движение, точно какая-то упрямая рыбина перла напролом через густую облачность. В окрестностях острова корабли появлялись нечасто, лишь для того, чтоб выгрузить провиант и забрать в Унию выпускников. Ринриетта знала, что когда-нибудь корабль явится и за ней. Но сейчас, за полгода до получения диплома?.. Разве что кто-то сбился с курса и теперь, разглядывая шпили Аретьюзы, тщетно пытается понять, куда же его занесло. Иногда Ринриетта мысленно задавала этот вопрос и себе.

В другой раз Киндерли схватила бы подзорную трубу — неказистую дешевую поделку из бронзы — и жадно впилась бы в небо на добрых полчаса. Но сейчас, кажется, ее занимали совсем другие мысли. По крайней мере, не точка на горизонте.

— Наверно, просто пакетбот… Так значит, ты специально решила стать законником? Искупить грехи деда, да?

Ринриетта тряхнула головой и вздрогнула, обнаружив, что по плечам рассыпались густые волосы, мгновенно облепившие и лицо. Конечно, проказница-Кин давно уже украдкой развязала ленту на ее косе.

— Я не верю в Розу Ветров, — она сердито стянула непокорные волосы пятерней, — В то, что грехи тянут вниз, а добрые дела приближают к Восьмому Небу, и вообще всю эту ерунду. Небоходы суеверны, вот и верят во всякий вздор… Но да, мне хочется думать, что как законник я смогу хотя бы немного компенсировать мирозданию все то, что причинил мой дед. Закон компенсации или что-то вроде того.

— И ты решила навек связать себя с земной твердью?

— Да, — Ринриетта резко кивнула, — Лишь слабовольным ветренным дуракам позволительно барахтаться в облаках. Люди серьезные и рассудительные делают свое дело на твердой земле. А я…