Воспарить к небесам

— А еще я хочу сказать, — продолжал он, понизив голос, — что ты вкалываешь как проклятая. — Он махнул рукой в сторону комнаты. — Так что, мы это разгрузим и пометим. Не круто, что мы свалили на тебя этот хлам в последнюю минуту.

Как же прекрасно, что он заметил.

И все же я не думала, что для него было на пользу здесь зависать (для меня было на пользу), поэтому я заверила его:

— Это очень мило, но я в порядке. Ваша коробка маленькая, это не займет много времени.

Изучая меня некоторое время, он не выглядел уверенным.

Потом он спросил:

— Ты в порядке?

Я подумала, что это был странный вопрос, поэтому ответила:

— Конечно.

Он продолжал изучать меня, спросив:

— Ты ешь?

Именно тогда я поняла, что с тех пор, как утром съела хлопья, я не ела ничего, кроме теста для кексов, слизанного с лопаточки.

— Я в порядке, Микки, — сказала я ему.

Он не переставал изучать меня несколько мгновений, прежде чем посмотрел на кухню, бормоча:

— Будешь в порядке, когда с распродажей будет покончено, и ты сможешь устроиться и расслабиться.

Он ошибался.

Я уже довольно долго расслаблялась.

Теперь мне нужно было пнуть себя под зад по целому ряду причин.

— Да, буду, — соврала я и продолжила лгать. — Когда завтрашний день закончится, все будет хорошо.

— С этим я помогу, — сказал он. — В воскресенье я принесу еду и выпивку, и ты придешь. Я разожгу гриль, поджарим сосиски, курицу. Ты расслабишься за бутылочкой пива и поболтаешь со мной и детьми, будешь свободна делать все, что захочешь. — Он наградил меня еще одной улыбкой с пляшущими искорками в голубых глазах, а я не хотела, и в то же время страстно желала, чтобы он продолжал одаривать меня ими. — Если захочешь, чтобы в конце вечера я посадил тебя в свой грузовик и отвез через улицу, с меня не убудет.

Так же, как мне стало хорошо от его слов о моем доме, пахнущем божественно, от этого приглашения мне стало плохо.

Плохо, что мне не позволено было чувствовать.

Плохо, что я чувствовала, потому что ни один мужчина, заинтересованный в женщине определенным образом, не привел бы своих детей к ней домой в мгновение ока, а затем пригласил ее на воскресный пикник, чтобы «расслабиться» и «освободиться».

Мужчина, заинтересованный в женщине, тщательно и дотошно планировал бы такие встречи с детьми, и они произошли бы только после того, как он бы понял, что хочет, чтобы женщина, которую он приглашает, была приглашена снова.

И снова.

Пока она не останется, возможно, навсегда.

Или, по крайней мере, так я поступлю со своими детьми.

И именно это сделал Конрад. К несчастью, когда он начал эти попытки, он все еще был женат на мне.

— Господи, Амелия, ты засыпаешь на ногах? — спросил Микки, и я снова напряглась и сосредоточилась на нем.

— Извини, — сказала я. — Мне очень жаль. У меня на уме миллион вещей.

Прежде чем Микки успел ответить, из кухни раздался крик:

— Я не знаю, что выбрать!

Мы оба повернулись в ту сторону и увидели Киллиана, стоящего среди кексов и пакетов с печеньем, выглядевшего так, словно его только что впустили на шоколадную фабрику Вилли Вонки, но не дали делать из себя обжору.

— Бери все, что хочешь, Киллиан, — крикнула я.

От этого предложения глаза Киллиана так расширились, что я чуть не расхохоталась.

— Миз… э-э… эй! — окликнула меня Эшлинг. — Хотите, чтобы я закончила обмазывать их глазурью? — она указала на кексы.

— Она хороша в этой фигне, — пробормотал Микки, его голос звучал еще дальше, и я повернулась, затем вздернула подбородок, увидев его, сидящего на корточках возле своей коробки. Он откинул голову назад, чтобы поймать мой взгляд. — Пусть она это сделает.

— Я… — я посмотрела на Эшлинг и предложила: — Как насчет того, чтобы сделать это вместе?

Она просияла.

Мне ничего не оставалось, кроме как направиться в ту сторону.

Киллиан засовывал кекс себе в рот, ловко разворачивая обертку губами.

Я никогда не видела, чтобы кто-то так делал, поэтому заметила с улыбкой, направляясь на кухню:

— У тебя особый талант, малыш.

— Афсоютно, — сказал он с набитым ртом и продолжал: — Прагтика.

Моя улыбка стала шире.

— Зад сюда, парень, помоги своему отцу выгрузить это барахло и пометить его, — приказал Микки.

Киллиан пронесся мимо меня к отцу.

В этот момент печь издала сигнал.

— Займись этим, дорогая, — сказала я Эшлинг, направляясь на кухню. — Я выну последнюю партию.

Эшлинг кивнула и взяла из миски ложку.

Когда я вытащила поднос из духовки, Микки спросил:

— Детка? Этикетки?

То необычное, что исходило от Микки неприятным ощущением скользнуло вниз по моей спине.

Конрад называл меня «детка». Конрад называл меня всеми ласковыми словами, какие только мог придумать.

Позже я узнала, что ни одно из них не было особенным, так как слышала, как он называл Мартину примерно так же.

И я знала, что то, как небрежно Микки сказал это слово, было то же самое, но хуже.

Любая женщина была для него «детка». Или «дорогая».

Дело было не только во мне.

Это не было чем-то особенным.

Я никогда не была особенной.

Я просто была.

Вместе со всем остальным я отбросила это в сторону, поставила противень на стол охлаждаться и посмотрела в его сторону, отвечая:

— Здесь.