Воспоминания

Я бывал во многих резиденциях королей и принцев; видел и более роскошные, и более величественные. Но не знаю ни одной более гармоничной. Нигде я не видал, чтобы дело рук человеческих столь удачно сочеталось с природой. Мы не знаем, кто был настоящим архитектором этого шедевра. Первоначально Архангельское принадлежало князю Голицыну, который и начал строительство дворца. Вынужденный вследствие финансовых затруднений избавиться от имения, он продал его князю Юсупову, который продолжил работы, привнеся в них значительные изменения. На первоначальных планах стоит имя французского архитектора Герна, но тот никогда не бывал в России, и, очевидно, его планы реализовывались русскими архитекторами.

Можно предположить, что князь Николай, приобретя Архангельское, лично руководил работами, руководствуясь советами итальянца Пьетро Гонзаго, которого часто принимал в своем петербургском доме и которому доверил рисование декораций для организованного им театра. По всей вероятности, итальянский живописец также участвовал в завершении строительства и отделки Архангельского.

Для того чтобы читатель составил некоторое представление об этой великолепной усадьбе, необходимо дать краткое ее описание. Я обрисую ее такой, какой знавал.

Длинная прямая аллея вела через сосновый бор в круглый двор, окруженный колоннадой. На первом этаже дворца находились большие залы, украшенные фресками, мраморными статуями и картинами великих мастеров. Два зала были посвящены специально Тьеполо и Юберу Роберу. Прекрасная старая мебель, растения и цветы сохранили некоторую интимность этих помещений, несмотря на их крупные размеры. В центре залы с ротондой, предназначенной для празднеств, открывались двери в парк. Всех гостей Архангельского очаровывал открывавшийся перед ним вид с этого места, террасы и зеленый ковер со статуями по бокам, простирающийся до горизонта и растворяющийся в синеватой тени леса.

Левое крыло занимала столовая и личные апартаменты моих родителей. На втором этаже располагались комнаты моего брата и мои, а также комнаты для гостей. Правое крыло вмещало залы для приемов и библиотеку из 35 тысяч томов, из которых 500 эльзевирских[10]

и Библия 1482 года издания, современница изобретения книгопечатания. Все эти тома сохранили свои изначальные переплеты и имели экслибрис: «ex biblioteca Arkangelina»[11].

В детстве я боялся ходить в сторону библиотеки, потому что там за столом сидела одетая в камзол по французской моде фигура Жан-Жака Руссо, которая приводилась в движение хитроумным механизмом.

Рядом располагалась коллекция старинных экипажей. Помню, в частности, позолоченную карету резного дерева, украшенную медальонами, расписанными Буше, а изнутри обтянутую малиновым бархатом. Если приподнять подушку одного из дальних сидений, под ней обнаруживался стульчак. Больной князь Николай, вынужденный присутствовать на коронации Павла I, приказал устроить для себя в парадной карете это удобство.

В 1912 году, когда я приказал обустроить в жилых покоях современные удобства, мне пришлось поселиться там, чтобы наблюдать за ходом работ. Я воспользовался случаем, чтобы навести порядок в кладовках, подвалах и на чердаках, где обнаружил настоящие чудеса. В чердачных помещениях театра я нашел большой свиток покрытых пылью холстов, оказавшихся не чем иным, как декорациями Пьетро Гонзаго. Я поспешил приказать вернуть их на место, на сцену театра, где они произвели сильнейшее впечатление.

При том же случае я обнаружил ящики, полные фарфоровых и хрустальных изделий мануфактур Архангельского. Я распорядился перевезти находки в Санкт-Петербург, чтобы украсить ими витрины моей столовой.

После смерти князя Николая Архангельское перешло к его сыну Борису. Тот был полной противоположностью отцу. Во-первых, имел совершенно иной характер. Его природная независимость, прямота и большая откровенность создали ему врагов больше, чем друзей. Ни богатство, ни ранг не имели значения, когда он приобретал их. Для него важны были только их доброта и порядочность.

Однажды, когда он должен был принимать царя с царицей и министр двора вычеркнул из списка приглашенных несколько имен, князь отказался учитывать эти изменения. «Когда мне оказывается великая честь принимать моих государей, – сказал он, – все мое окружение должно иметь возможность в этом участвовать».

Во время голода 1854 года он на собственные средства содержал своих крестьян. Они его боготворили.

Своим полученным в наследство сказочным состоянием он управлял как попало. По правде говоря, князь Николай долго не мог решить, оставить Архангельское сыну или подарить государству. Он предчувствовал, что в руках первого участь этого прекрасного имения может сильно измениться. И действительно, после его смерти сын первым делом постарался преобразовать Архангельское в имение, приносящее доход. Большинство предметов искусства было перевезено в Санкт-Петербург; зверинец распродан, актеры, танцовщицы и музыканты разогнаны. Император Николай I вмешался, но слишком поздно: непоправимое уже свершилось.