После смерти князя Бориса все его состояние унаследовала вдова. Он был женат на Зинаиде Ивановне Нарышкиной, впоследствии ставшей графиней де Шово. Их единственный сын, князь Николай, был моим дедом, отцом моей матери.
Глава III
Я родился 24 марта 1887 года в нашем доме в Санкт-Петербурге на Мойке. Меня уверяли, что накануне моя мать всю ночь протанцевала на балу в Зимнем дворце. Наши друзья увидели в этом предзнаменование веселого характера новорожденного и его склонности к танцам. Я действительно оказался весельчаком, но никогда не был хорошим танцором.
Я получил при крещении имя Феликс. Моим крестным был дед по материнской линии – князь Николай Юсупов, а крестной – моя прабабка, графиня де Шово. Во время церемонии, проходившей в нашей часовне, священник чуть не утопил меня в купели, в которую, в соответствии с православными обрядами, крестимого следует погружать трижды. Говорят, меня с трудом откачали.
Я появился на свет таким хилым, что врачи предсказали мне не более двадцати четырех часов жизни, и таким уродливым, что мой брат Николай, которому тогда было пять лет, увидев меня, воскликнул: «Какой ужас! Его надо выкинуть в окно!»
Моя мать, уже родившая троих сыновей, из которых двое умерли в младенчестве, была настолько уверена, что родится девочка, что приготовила для меня приданое в розовых тонах. Чтобы утешиться в своем разочаровании, она приказывала до пяти лет одевать меня, как девочку. Меня это не только не оскорбляло, но и служило предметом гордости. На улице я обращался к прохожим: «Смотрите, какой красивый ребенок». Этот каприз моей матери повлиял на формирование моего характера.
Самые ранние мои воспоминания связаны с посещением берлинского зоосада во время пребывания с родителями в этом городе.
В тот день я был в матросском костюмчике, который мать купила мне накануне, и в украшенной лентами бескозырке, которой очень гордился. В руке я держал тросточку. И вот в таком виде я разгуливал со своей нянькой, очень довольный своим видом. У входа в сад я заметил маленькие повозки, запряженные страусами, и не успокоился до тех пор, пока нянька не разрешила мне сесть в одну из них. Все шло прекрасно, как вдруг страус без видимой причины понес, унося меня, съежившегося на сиденье легкого экипажа, опасно раскачивавшегося на ходу. Птица остановилась только перед своей клеткой. Охранники и перепуганная нянька бросились за нами в погоню и вытащили из повозки перепуганного маленького мальчика, потерявшего в этом приключении свою шапку. Нянька хотела успокоить меня после пережитого волнения и повела смотреть на львов. Но, поскольку животные упорно лежали спиной к нам, я пощекотал тростью зад одного из них, чтобы заставить повернуться ко мне. Но он этого не сделал и выразил свое презрение самым некультурным образом, без всякого почтения к прекрасному костюму, которым я был так горд.
Во время моей учебы в Оксфорде я оказался проездом в Берлине и из любопытства снова заглянул в этот зоологический сад. Огромная обезьяна по имени Мисси, которую я угостил арахисовыми орешками, прониклась ко мне такой дружбой, что сторож предложил мне войти вместе с ним в ее клетку. Я сделал это без особого восторга, и Мисси выразила свою радость, обхватив меня длинными руками и прижав к своей волосатой груди. Эти излияния были мне не слишком приятны, и я думал лишь о том, как бы от них избавиться. Но когда я попытался уйти, обезьяна принялась издавать столь пронзительные крики, что сторож, чтобы успокоить ее, предложил мне сводить ее на прогулку. Так что я предложил моей новой подруге руку и прошелся с ней по аллеям сада к огромной радости посетителей, останавливавшихся, чтобы нас сфотографировать.
Всякий раз, проезжая через Берлин, я непременно навещал мою обезьяну. Однажды я увидел, что клетка пуста. «Мисси умерла», – сказал мне сторож с полными слез глазами. Это был мой последний визит в берлинский зоологический сад.
В детстве мне выпал весьма редкий шанс познакомиться с одной из моих прабабок – княгиней Зинаидой Ивановной Юсуповой, во втором браке графиней де Шово. Мне было лишь десять лет, когда она умерла, но все равно это воспоминание очень четко отпечаталось в моей памяти.
Ее поразительная красота восхищала всех современников. Она вела очень веселую жизнь и имела много приключений. У нее была романтическая любовь с одним молодым революционером, за которым она последовала в Финляндию, когда его заключили в Свеаборгскую крепость. Она купила дом, одиноко стоящий на холме напротив тюрьмы, чтобы иметь возможность видеть из своей спальни окно камеры возлюбленного.
Когда ее сын женился, она отдала молодой семье дом на Мойке в Санкт-Петербурге, а сама поселилась на Литейной, в доме, который приказала построить по образцу того, что на Мойке, только меньшего размера.