Воспоминания: 1802-1825

Я был самым счастливым человеком, когда обнял своего отца, это было для меня окончанием войны и воздаянием за перенесенные тяготы. Он разделял мою радость и окружил меня лаской, в эти моменты я не мог бы даже подумать желать чего-то еще. Так мы провели пару недель, каждый день я знакомился с новыми кузенами и кузинами, так как в Эстляндии все друг другу родня. Затем мы вместе поехали в Петербург, который я сгорал от нетерпения увидеть. По дороге мы заехали в Гатчину, где находились тогда Императрица-мать и весь двор. Она приняла меня с всегдашним интересом, который проявляла к детям своей старинной подруги, нашей уважаемой матери. Все вокруг словно опьянели от окончания этой памятной войны, которая столь блестяще закончилась. Занимались только развлечениями. Император был на Венском конгрессе с тем, чтобы поставить точку в великом деле возрождения и установления баланса сил в Европе. До моего отъезда из Петербурга в 1812 году город и двор были погружены в самые тревожные раздумья, безнадежно искали посланного небом человека, который бы разгромил угрожающего России гиганта. Наиболее отважные предполагали кровопролитные, но безуспешные сражения, крестьянские бунты против помещиков, наши завоеванные границы и низвергнутую славу. Другие, потерявшие всякую надежду, считали борьбу безрассудной и уже протягивали свои дрожащие руки к цепям победителя.

* * *

Я был крайне озлоблен, не найдя в городе Филиссу; она недавно навсегда покинула Петербург: ее ревнивый муж посчитал более надежным вернуть ее во Францию. Ее сестра мадам Бертен осталась, чтобы дождаться своего друга Браницкого. Оба разочарованные, мы приняли решение утешаться вместе, у меня не было никого, кто бы мог меня заинтересовать, и я был в восторге от этой связи. В высшем свете я адресовал свои желания княгине Салтыковой, урожденной Головкиной, так как ей срочно нужен был любовник, то она приняла меня по рекомендации своей приятельницы.

Я ходил на все балы, как если бы мне было 18 лет, это было достаточно смешно. Тем временем я развлекался и никак нельзя сказать, что это было напрасно потраченное время.

1815

Меня назначили бригадиром двух уланских полков, Сибирского и Оренбургского. Они находились на марше из Гамбурга, где они состояли в корпусе под командованием генерала Беннигсена. Праздник закончился, я пустился в путь, чтобы занять свой пост на пути к Витебску.

Я выбрал не самую короткую дорогу и проехал через Москву. Какой же круг я сделал, чтобы вернуться в эту столицу, где был менее трех лет назад, и которую покинул, чтобы преследовать убегающую армию Наполеона! Мой путь лежал через Берлин, Лейпциг, Амстердам, Париж, Лондон, Готтенбург и Петербург.

Москва уже поднялась из руин. Купцы возобновили свою торговлю в лавках, построенных среди руин, господа жили в небольших частях своих бывших домов, церкви отстраивались заново, велись работы по расчистке развалин Кремля, перед взорванными стенами Арсенала были собраны более тысячи артиллерийских орудий, захваченных у различных армий Европы. Это зрелище несколько компенсировало грустный облик города, создаваемый отдельно стоящими трубами, дворцами без крыш, потемневшими от копоти куполами и обезлюдевшими улицами. Но Россия желала, чтобы Москва жила. Ее возрождающееся величие должно стать доказательством могущества нации. Со всех сторон в этот древний город рекой стекались рабочие и различные богатства.

Я повидался с графом Толстым, с которым расстался в Париже, он показал мне свою вторую дочь и позволил мне постараться ей понравиться. Она была очень молода, и я был первым, кто танцевал с ней, и первым, кто заставил ее почувствовать, что она красива. Не нужно было ничего больше, чтобы закрепить нашу добрую дружбу, мы расстались с грустью, договорившись возобновить наше знакомство будущей зимой в Петербурге.

С.П. Толстая.

Я прибыл в бригаду, заранее скучая от приготовленного мне времяпрепровождения: полки находились в плохом состоянии, а Витебск был бесцветным городом.

Но очень скоро Наполеон вывел нас из состояния скучного отдыха. Он преодолел морское пространство, отделявшее его от Франции, и во главе горсти солдат высадился во Фрежюсе. В Европе началась тревога. Австрийские генералы еще сочиняли планы, оценивая шансы и сроки продвижения Наполеона, когда последний преодолел препятствия и одним своим именем открыл себе дорогу на Париж. При первом известии о побеге ужасного пленника с острова Эльба император Александр прервал все дипломатические увертки конгресса, собравшегося в Вене, и послал войскам приказ выступать.

Все забурлило, гвардия покинула Петербург и направилась в Вильну, дивизия, частью которой была наша бригада, входила в Гвардейский корпус, мы возглавили колонну и направились к Полоцку.