Читаем Воспоминания минувших дней полностью

Дэниэл задумался, потом снова стал набирать номер Мозеса, но, передумав, взглянул в окно. Обсуждать такие дела по телефону нельзя; кроме того, разговор обещал затянуться надолго. Вот так всегда. То работы совсем нет, то ее выше головы.

— Что-нибудь не так, Дэниэл? — спросила Маргарет.

— Все в порядке. Просто очень устал.

— Тогда давай никуда не пойдем. Если хочешь отдохнуть, то возвращайся домой, а я поеду к себе.

— Знаешь, у меня есть идея. Почему бы нам не поехать ко мне? Мэми приготовит прекрасный ужин, а затем можно посмотреть телевизор.

Маргарет покраснела, но ответ уже был готов.

— Я согласна.

Дэниэл вдруг улыбнулся. Казалось, он сбросил сразу несколько десятков лет.

— Мэми, приготовь бифштексы с гарниром, — сказал он, набрав номер. — У нас сегодня гости.


Дом, где жил Дэниэл, оказался намного меньше, чем ожидала Маргарет, и ничем не выделялся среди других стандартных домиков. Подъездной дорожки не было, и Дэниэл остановил машину прямо на улице.

Пройдя через небольшую лужайку, они поднялись на крыльцо. Дверь открыла высокая негритянка.

— Добрый вечер, мистер Дэниэл, — сказала она, широко улыбаясь.

— Мэми, это мисс Рурке, — он пропустил Маргарет вперед.

— Очень приятно.

— Мне тоже очень приятно, Мэми, — с улыбкой ответила Маргарет. — Надеюсь, мы не доставили вам особых хлопот.

— Что вы, мисс Рурке! Мистер Дэниэл всегда так, он никогда не говорит, кто к нему придет. Садитесь, пожалуйста, я сейчас все сделаю. — Она посмотрела на хозяина. — Вы успеете принять душ и переодеться.

— Хорошо, мама. — Дэниэл повернулся к Маргарет. — Мэми часто вот так мной командует. Она относится ко мне как к своему сыну.

— Но кто-то должен о вас заботиться, мистер Дэниэл, — с притворным негодованием возразила Мэми. — Вы, идите, а я займусь девушкой.

Дэниэл взглянул на Маргарет.

— Иди, со мной все будет в порядке.

Поднимаясь по лестнице, он слышал, как Мэми приглашает Маргарет в гостиную.

— Усаживайтесь поудобнее, — сказала она, — и скажите, что желаете выпить, я сейчас вам все принесу.

— Спасибо, не надо. Вам помочь?

— Я уже все сделала. Отдыхайте. — Мэми пошла к выходу, но у двери обернулась. — Вы давно знакомы с мистером Дэниэлом?

— Нет. Месяца полтора, может, два.

— Судя по всему, вы очень ему нравитесь. Он никогда не приглашает девушек домой.

Когда Мэми вышла, Маргарет осмотрелась. Гостиная была обставлена тяжелой, темного дерева и несколько старомодной мебелью. Стулья и диван занимали почти все пространство, поэтому комната казалась тесной. В углу висел телефон, а перед диваном стоял телевизор, над которым возвышались полки со множеством книг, но их, как видно, редко брали в руки. Стены были увешаны картинами.

Чего-то здесь не хватает, подумала Маргарет. Оглядев комнату еще раз, она внезапно поняла, чего именно: не было фотографий на стенах. В ее собственном доме, да и в других домах, фотографиями были увешаны почти все стены.

Услышав на лестнице шаги, она повернулась. Дэниэл переоделся в легкую спортивную рубашку, которая открывала заросшую грудь, и темные брюки. Не успевшие высохнуть после душа волосы блестели.

— Что-нибудь не так? — спросил он, входя в комнату.

— Все нормально, — Маргарет покачала головой. — Я просто впервые вижу тебя без костюма и галстука.

— В постели я их тоже снимаю.

Девушка покраснела.

— Пойду посмотрю, готов ли ужин, — сказал он. — Хочешь есть здесь или на кухне?

— Мне все равно.

— Тогда пойдем на кухню. Мы почти всегда там едим.


После ужина они вернулись в гостиную. Включив телевизор, Дэниэл достал из буфета бутылку виски. Передавали шоу. Маргарет, у которой не было телевизора, с увлечением уставилась на экран. Дэниэл смотрел передачу без особого интереса, изредка прихлебывая виски. После шоу начался фильм, а в одиннадцать часов — выпуск новостей. Почти все это время они молчали, сидя в разных концах дивана.

Когда выпуск новостей закончился, Дэниэл встал.

— Уже поздно. Пойдем, я отвезу тебя на остановку автобуса.

Маргарет посмотрела на него, но не двинулась с места.

— Ты не слышишь?

— Слышу.

— Тогда пойдем.

— Дэниэл! — вдруг прошептала она.

— Что?

— Я пришла сюда не только затем, чтобы поужинать.

— А за чем же? Я слишком стар даже для того, чтобы быть твоим отцом.

— Тебя никто не просит удочерять меня.

— Да, но ты знаешь, что обо мне говорят люди. Даже твой отец против наших встреч.

— Ну и что?

— Для тебя это ничего не значит?

— Нет.

— Тогда пошли. Я должен отвезти тебя на остановку. Иначе между нами произойдет то, о чем мы оба будем долго жалеть.

— Ты не хочешь меня? — прямо спросила Маргарет.

Дэниэл не ответил.

— Тогда я хочу. С того самого момента, как я впервые тебя увидела.

— Оставь, — резко сказал Дэниэл. — Я не хочу, чтобы меня считали совратителем детей.

— Я уже не ребенок. Кстати, отцу я сказала то же самое.

Дэниэл опять промолчал.

— Более того, я не девушка, если, конечно, тебя беспокоит именно это. Но я впервые хочу кого-то так сильно, что не могу совладать с собой.

Дэниэл посмотрел на Маргарет, словно желая определить, насколько она искренна.

— Ладно, собирайся. Я отвезу тебя домой. Мне надо поговорить с твоим отцом.

Перейти на страницу:

Все книги серии New Hollywood

Похожие книги

Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза