Воспоминания о Л. Д. Ландау

Во время лекции, которая стала событием, Ландау ничего не говорил о производственных отношениях, по крайней мере насколько мне помнится, и, перечитывая материалы, опубликованные в двух ведущих газетах «Politiken» и «Berlingske Tidende», я нашел подтверждение тому, что не ошибаюсь. «Berlingske Tidende» утверждает, что это выступление и вовсе нельзя назвать лекцией, так как оно состояло из разрозненных замечаний об университетах и других проблемах жизни в России, a «Politiken» говорит о «разглагольствованиях» об условиях в университетах. Эта же газета особо отмечает, что Ландау сказал: «Стиль жизни в России таков, что пафос, как и долг, считаются смешными. Как раз наоборот, все хотят жить как можно веселее. Москва и Ленинград — самые веселые города на свете». Два дня спустя в «Berlingske Tidende» появилась карикатура, высмеивающая это заявление. На самой встрече Ландау спросили, как стать известным в Советском Союзе. Этот вопрос не представлял трудности для Ландау. «Die Frage wie man beruhmt wird ist an sich eine sinnvolle» («Вопрос, как стать известным, не является бессмысленным», — вежливо сказал он. Различие между бессмысленными и небессмысленными вопросами, играющее такую важнук> роль в объяснении явлений квантовой механики, всегда фигурировало в аргументации Ландау). Затем он продолжал: «Ответ на этот вопрос прост. Нужно только сделать хорошую работу. Если вам случится когда-либо сделать какую-либо ценную работу, даже вы можете стать знаменитым».

Следующий вопрос был более трудным: «Wie Steht es mit der Lehrfreiheit?» («Что можете сказать о свободе преподавания?»). Ландау ответил: «Необходимо провести различие между бессмысленными и небессмысленными областями знания. Небессмысленными являются математика, физика, астрономия, химия, биология, бессмысленными — теология, философия, особенно история философии, социология и т. д. Теперь ситуация проста. В преподавании небессмысленных дисциплин существует полная свобода. Что же касается бессмысленных наук, я должен признать, что некоторому способу мышления отдается предпочтение перед другим. Но в конце концов не имеет значения, какой вздор предпочитается другому (ob man den einen oder den anderen Quasch bevorzugt)». Бедный Ландау. Он вышел тогда сухим из воды, хотя, должно быть, и знал, что в то время в России теория относительности и квантовая механика подвергались нападкам. Несколько лет спустя история с Лысенко положила конец всем иллюзиям относительно свободы существования «небессмысленных» дисциплин. Встать на защиту советской политики, назвав все философские, социальные и большинство гуманитарных наук вздором, было очень вызывающим высказыванием, но даже этот жест высшей самонадеянности вскоре окажется недостаточно убедительным.

В последние недели перед возвращением в Россию Ландау делал покупки. Он скопил деньги, чтобы купить подарки родным и друзьям дома. (Как насчет традиционных добродетелей?) Одному из них нужна была камера, в те времена бывшая классической, — 9×12 «Цейсс Теззар 4,5» или «3,5» с затвором «Капур». Я помог ему найти подходящую подержанную камеру и опробовал ее на нем. Гамов сразу же оказался на высоте положения и начал немедленно организовывать группы, которые мне было приказано снимать. Результатом была серия несколько сумасшедших снимков. Один из них, на котором Теллер на коньках, Гамов на мотоцикле и Ландау на игрушечном трехколесном велосипеде, между ними Оге и Эрнест Боры на фоне института, воспроизводился во многих местах.

По крайней мере это показывает, что камера действительно была хорошей. Нам пришлось потратить некоторое время, чтобы она выглядела еще более подержанной, чем на самом деле, постаравшись при этом не сломать ее. Мы также должны были испачкать угольной пылью новые теннисные мячи.

Днем накануне отъезда мы нашли Ландау в его комнате в состоянии полного отчаяния: он не мог упаковать свои вещи. Одним из его приобретений было красивое шерстяное одеяло. Он кое-как сложил его в чемодан, не оставив места ни для чего другого. Не буду говорить, что в то время или когда-нибудь после я был самым большим в мире экспертом по упаковке, но по крайней мере у меня был какой-то опыт путешествий и я умел плотно скатать одеяло. Итак, мы аккуратно скатали одеяло, мне кажется, что фрекен Хаве дала что-то, во что мы его завернули, и этот сверток был привязан к чемодану. После этого все остальное было сравнительно легко.

Вечером мы провожали его. Мне кажется, он сел в поезд около Ланжелини.