Воспоминания о Николае Глазкове

Переводя стихи якутов, Глазков, естественно, пользовался подстрочником. Однако он не добился бы столь высокого художественного уровня своих переводов, если бы не чувствовал душу якутского языка, его живой пульс, песенную стихию. Глазков не расставался со словарями, самоучителями, не ленился лишний раз заглянуть в них, дотошно расспрашивая о том, чего не находил ни в словаре, ни в самоучителе.

Право, трудно удержаться, чтобы не поставить в пример Глазкова-переводчика если не всем, то многим из тех переводчиков, с которыми мне приходилось работать в мою бытность редактором.

Вот что рассказал сам Глазков, встретившись при работе над переводом с затруднением, казалось бы, элементарным, но весьма показательным. Сразу видно, с какой мерой ответственности перед читателем и национальным поэтом Глазков относился к переводческой работе:

«Припоминается такой случай. 1964 год. Перед отъездом в санаторий Баал Хабырыыс оставил мне подстрочники своих стихов и изданную на якутском языке книгу. Я перевел стихи на русский язык и послал ему переводы.

Через несколько дней получил от него письмо. Баал Хабырыыс одобрил все мои переводы, за исключением одного. Стихотворение про снегирей ему почему-то не понравилось:

Март настал, и дни ясны.Блеском солнца, снег, гори!К нам, как вестники весны,Прилетели снегири.У домов, и у хлевов,

И в загонах для коровСнегири снуют, снуют,Зернышки клюют, клюют.

В своем письме Баал уверял меня, что „туллуктар“ вовсе не снегири, а пуночки.

Тогда я заглянул в „Самоучитель якутского языка“, где „туллук“ значился как „снегирь“. Я сообщил об этом Баалу и получил от него ответ:

„Автор „Самоучителя“ в птицах не очень разбирается! Туллуктар — пуночки!“

В письме к Баалу я сослался на иллюстрацию к его же собственной книге. Получил от Баала ответ:

„Художник в птицах ничего не понимает! Туллуктар — не снегири, а пуночки!“

Я решил проконсультироваться с тремя пребывавшими в то время в Москве якутскими писателями. Первый и второй сообщили мне, что туллуктар — это снегири, третий утверждал, что туллуктар — пуночки. Наконец сам Баал Хабырыыс возвратился из санатория.

— Дорообо, Баал! — сказал я ему, что означало: „Здравствуй, Баал!“

— Туллуктар — это пуночки! — ответил он на мое приветствие.

— Хорошо, — согласился я с Баалом, — возможно, что туллуктар — это пуночки. Но какое значение имеет это для читателя? Не все ли ему равно, какие птицы склюют зернышки — пуночки или снегири?

— Совсем не все равно! — возразил Баал и объяснил мне, в чем дело: пуночки появляются в Якутии в марте, а снегири — в мае.

— Тогда можно изменить первую строку, — предложил я.

Май настал, и дни ясны…

— Так будет правильно, — согласился Баал: его смущали не снегири, его раздражала строка об их преждевременном, не соответствующем природе прилете в марте».