Воспоминания одной звезды

Обычный летний исход отпускников из Парижа на Лазурный Берег[352] состоялся и в том году. Мир может проваливаться в тартарары, но даже это не способно помешать французам отправиться в отпуск. На этот раз, правда, превалировала отчаянная радость, сочетавшаяся с безрассудной расточительностью. Люди стремились получить удовольствия с удивительно мрачной и непреклонной решимостью.

В казино, например, из рук в руки переходили огромные суммы денег, и это несмотря на непреложный факт, что весь мир все еще пребывал в тисках тяжелейшей экономической депрессии. Каждый вечер кто-нибудь устраивал званый прием. Праздники цветов были как никогда превосходными и изобретательными, причем для этих карнавалов беззаботно совершались серьезные траты на дорогостоящие одеяния и бесподобные, очень дорогие драгоценности. Днем наряжались в самые модные одежды, а ночь требовала церемониальной помпезности.

В Каннах, у казино «Палм-Бич» проводили ежегодный благотворительный «Бал белых детских кроваток»[353]. На него приехали в полном составе знаменитости со всего мира, и никто не мог упомнить более блистательного события. Скульптуры из папье-маше были украшены лентами и гирляндами живых цветов. С бокалами шампанского в руках, мы поспешили на террасу, чтобы видеть своими глазами, как вся набережная вспыхнет огнями, пылая в ослепительной пышности фейерверков.

Ракеты расцветили небо, и в отсвете фейерверка я увидела, как на газоне перед казино совершает невероятные пируэты какая-то танцевальная труппа. Ветер был ее партнером в совершенно диких па-де-де, которые становились все более безумными. Деревья принялись раскачиваться, бурно аплодируя танцорам, а гром аплодисментов становился все громче, громче и громче, раскатываясь, будто канонада, и заполняя собой всю ночь. Внезапная вспышка молнии вдруг охватила все небо, от края до края, налетела летняя гроза. Мы ринулись в укрытие, наступая замаранными каблуками на забрызганные грязью шелковые подолы, топча помятые, израненные цветы. Вокруг нас ветер швырял решетки для вьющихся растений, и все, только что казавшееся роскошным, быстро на глазах превращалось в жалкие развалины.

Пола Негри, 1920-е годы

На следующий день немецкая армия вторглась в Польшу, и война разразилась во всей Европе.

После сокрушительного поражения, которое потерпела Польша, ее военные оказались рассеянными по разным странам. Я пошла работать в польский Красный Крест в Ницце, чтобы помогать солдатам, которым каким-то образом удалось спастись, пробраться через Альпы, Италию и попасть во Францию, а таких было немало, они шли непрерывным потоком. Мы кормили их, давали кров, перевязывали раны, а когда они чувствовали себя достаточно здоровыми, посылали их в Англию, где они поступали в части Польской свободной армии, чтобы продолжить борьбу за свободу.

Среди этих храбрецов я рада была увидеть своего старого друга Юзефа Липского, который был польским послом в Берлине. Он появился в Ницце в скромной форме польского пехотинца, поскольку направлялся в Англию, чтобы добровольцем служить в новой армии. Враг конфисковал все его владения, однако невозможно было реквизировать его любовь к родине.

Однажды, когда я проходила по штаб-квартире Красного Креста, густой бас громко назвал меня по имени. Я обернулась и увидела улыбавшегося мужчину, чье лицо было смутно знакомо мне, но я никак не могла вспомнить, кто это. Тогда он напомнил мне, что когда-то, давным-давно, мы играли с ним на сцене варшавского театра «Розма́итóшьчи». Во время разговора он как бы невзначай сказал:

— Как жаль, что случилось с Лопеком.

Я резко вскинула голову. По выражению моего лица он понял, что мне ничего не известно. В самом деле, Лопек и мама переписывались до начала войны, а позже от него не было никаких известий.

— Ох, извините, — пролепетал мужчина. — Я ведь знаю, что он ваш друг. Лопек погиб, его убили нацисты.

Я настояла, чтобы он рассказал мне все, во всех подробностях. Оказалось, что после прихода немцев Лопек стал подпольщиком. Однажды ночью партизаны должны были напасть на важный немецкий склад снабжения, но их всех предупредили, что не нужно подвергать себя чрезмерному риску. Когда они прибыли на место, оказалось, что склад усиленно охраняется вражескими солдатами. Поскольку было очевидно, что нападение потерпит неудачу, все решили возвращаться на базу. Все, но только не Лопек, он ринулся вперед. Как только немцы заметили его, они открыли ураганный огонь. Его серьезно ранило, однако он все равно по-прежнему продвигался вперед. Продолжал ползти, пока не подобрался к складу достаточно близко, он из последних сил забросал его гранатами. Склад был уничтожен, а Лопек погиб.

Я вспомнила, как он помог сохранить прекрасные варшавские здания во время Первой мировой войны, его великолепные дружеские жесты, которыми он в ту пору осыпал нас с мамой. Я понимала, что ей придется обо всем рассказать, но я так боялась этого. Она ведь любила его как родного. Я попыталась утешить ее, сказав:

— Мама, он умер геройской смертью.

Она лишь грустно кивнула: