Воспоминания одной звезды

Я была уверена, что снятые по ним фильмы будут неудачными, и время показало мою правоту.

Я чувствовала, что в моей жизни уже миновал такой этап, когда было важно работать ради самой работы — лишь бы чем-то заниматься. В моем случае актерство держалось на энтузиазме молодости. В самом начале я снималась с таким восторгом, с каким дети играют в игры. Однако этот запал исчез уже на ранней стадии моей работы, а когда я стала старше, мне все труднее было вытаскивать из души то, что требуется для создания хорошей роли. Несколько раз даже казалось, что это не удастся осуществить, и тогда возникало чудовищное ощущение ужаса, от которого я, как мне думалось в тот момент, вообще не смогу избавиться. Тут я желала одного — бросить все и начать жизнь сначала, в каком-то другом амплуа, лишь бы не быть актрисой. В то же время единственное, что я умела — это работать актрисой, и была бы последним человеком на свете, кто стал бы отрицать существование чуда, когда создаешь образ и испытываешь от этого огромное счастье. Более того, ты испытываешь полное удовлетворение своим достижением, так как в тот момент полностью погружаешься в особый, исполненный фантазии и волшебства кинематографический мир. Но подобную радость дает лишь работа над крупной, большой, важной ролью, и если мне позволяло финансовое положение, я решительно отвергала все несущественное и неинтересное.

Я вернулась в Нью-Йорк в конце 1944 года и сразу же стала интересоваться, чему бы я могла посвятить себя. Мне нужно было найти занятие, которое полностью поглотило бы мое внимание, сфокусировало бы на себе все мои интересы, иначе беспокойство о положении моей матери могло сделаться совершенно невыносимым. Я ничего не знала о ней вот уже около года, после того как немцы взяли Ривьеру под свой контроль и перестали делать вид, будто в неоккупированной части Франции существует независимое правительство. Хотя мама оставалась физически сильной и была здорова, когда я видела ее в последний раз, ей уже было за восемьдесят, и поэтому я отчаянно волновалась.

Меня спасло совершенно неожиданное предложение от концерна Хёрста — за 7500 долларов описать некоторые эпизоды своей жизни. Эти воспоминания должны были напечатать в три приема в невероятно популярном журнале Amе

rican Magazine — это было воскресное приложение ко всем их газетам. Мои переговоры с издателями прояснили ситуацию: им вовсе не требовалось правдивое повествование. Они как раз просили воссоздать самое главное из всех тех фантазий, которые в прошлом сочиняли рекламные агенты на киностудиях, изобретая мой публичный имидж. Это было отчасти похоже на создание роли, и я испытывала большое удовольствие, описывая перипетии жизни этого вымышленного создания, у кого по случайности оказалось такое же имя, как у меня. Мои усилия были высоко оценены, так как после завершения мне совершенно неожиданно заплатили еще три тысячи долларов в качестве бонуса.

Зима в Нью-Йорке — особенно трудное время для меня из-за слабых бронхов: результат того, что я в детстве болела туберкулезом. Понимая это, моя хорошая подруга Мэрион Дэвис уже в начале следующего, 1945 года пригласила меня воспользоваться своим гостевым домом, который располагался рядом с ее роскошной резиденцией в Санта-Монике. Конечно, она нередко устраивала вечеринки, однако Мэрион хорошо все понимала, поэтому сразу сказала мне, что я не обязана участвовать в них, если мне этого не захочется. Если я хотела побыть одной, ничто не могло мне в этом помешать. Гостевой дом предоставлялся в мое полное распоряжение, я могла пользоваться им как заблагорассудится. Мэрион, как хозяйка, не выставляла мне никаких условий или требований. Время шло, неделя проходила за неделей, жизнь была приятной, без каких-либо особых событий. После всех трудностей, какие я испытывала в январе в Нью-Йорке, ранняя весна в Калифорнии — это совершенно божественно. Я смогла как следует отдохнуть, прийти в себя, встретиться со всеми своими друзьями. Какие чудесные воспоминания о прошлом вернулись ко мне в этом доме у моря: это ведь были дни, когда Мэйбл Норманд, Джек Гилберт, Руди и я замечательно проводили время на этом же пляже. Время летит так быстро, с тех пор прошло почти двадцать пять лет, и только расписание приливов и отливов осталось прежним. Волны так же нежно гладили мои босые ноги, пока я брела вдоль кромки воды.

Пола Негри, 1945