Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Все любители охоты в описываемой местности с нетерпением ожидают разлития полой воды. При дружной воде и быстром таянии снега реки Хопер, Сердоба, Пяша и другие меньшие истоки и овраги сливаются в одну массу, образуя водное пространство верст на 20 и заливая расположенные по низине все луга и леса, лежащие по берегам этих рек. В уездный город Сердобск, отстоящий от Софиевского верст на 20 с лишком, в течение 8–12 дней можно было ездить во время крайней нужды только на лодках. Река Хопер в это время поднималась иногда выше своего обыкновенного уровня на 6–8 аршин, заливая прибрежные леса на сказанную высоту, оставляя несколько высоких бугров-курганов не занятыми водою. На эти бугры сбегались почти все зайцы, находящиеся в тех лесах и полянах; между тем как волки и лисицы уходили в сосновый бор, по возвышенному положению никогда не заливаемый водою. Тогда снаряжались служащими в Софиевском три-четыре лодки и ехали на них к этим островам, где на какой-нибудь четверти десятины собираются десятки зайцев. Причалившие к острову лодки и высадившиеся из них люди, человек 10–15, стараются ловить зайцев живыми, для чего большею частию употребляют рыбные сети. Некоторые зайцы бросаются в воду, но плывут недолго и хватаются зубами и лапками за первый попавшийся куст, и тут же их берут за уши и кладут в лодки, где их связывают пенькою. Поймав таким образом зайцев 50, возвращаются домой; их пускают в пространный сарай, наклав предварительно в него разных мелких кустов, сена и овса в снопах. Бедные пленники сидят иногда в сараях недели по две, пока просохнет почва. Тогда зайцев опять ловят в сарае, завязывают ноги и везут на ровное пространное поле или выгон на горе. О дне вывозки зайцев извещают соседних помещиков, и почти все верст за 20, имеющие борзых собак, выезжают с ними на указанное место. Когда любители охоты все собрались, вынимают из воза зайца, отходят с ним на 10–15–20 сажен от стоящих рядом охотников, которые условливаются, на каком расстоянии кому пустить по две собаки.

Тогда, развязав зайца, пускают его, ухватив за хвост, отчего шкурка с хвоста сдергивается (говорят, заяц от этого делается быстрее). Заяц, освободившись из рук, стремительно бежит; за ним гонятся две собаки и скачут два охотника для проверки, какая и чья собака на угонах лучше и, смотря по быстроте и ловкости, отмечается лучшею. Так повторяют с другим зайцем и другими двумя собаками до конца, т. е. до того времени, когда все собаки будут испытаны. С некоторыми испытанными повторяются еще испытания. Если все собаки испробованы и не все еще зайцы выпущены, то выпускают разом трех-четырех зайцев и всех собак, отпуская зайцев на большую дистанцию от собак, и начинается бешеная травля вразбивку, — лай собак, удары кнутов, отчаянная гонка и крик охотников. Собаки и охотники сталкиваются и нередко падают, получая ушибы. После этого охота прекращается и начинаются бесконечные споры о быстроте собак: иногда эти споры кончаются ссорою и бранью, так что охотники, приехавшие хорошими знакомыми, разъезжаются врагами. Охотники, приехавшие на испытание собак, дают ловцам зайцев известную плату, и ловцы собирают 15, а иногда и 25 рублей и делят между собою.

Управляющий Пурлевский, не ведя ни с кем знакомства, от природы бережливый или скорее скупой, не занимаясь сам охотою, почти никогда не выезжал на эту травлю, как прежде делал это Зернихаузин, отговариваясь или болезнию или отлучкою по делам, не терпящим отлагательства, а потому охотникам оставалось привозить с собою выпивку и закуску, как для себя, так и для ловцов зайцев. В складчину варили полевую кашу, и пир был на славу.