Воспоминания "Встречи на грешной земле"

Две из них выступили. Одна, с мягким украинским акцентом, попросту поблагодарила. А вторая, с чистой русской речью, сказала следующее: «Конечно, в жизни, на фронте все было не так. В театре, мы понимаем, нельзя, как в жизни. Тяжело будет смотреть. А тут... Мы теряли подруг, и вообще было трудно. Но вот к нам приезжал Борис Савельевич, рассказывал всякие байки, и нам становилось легче. Так что спасибо ему за это. И вообще, спасибо за память».

Затем они пожали руки актрисам, бережно пожали, чтобы не повредить их хрупкие конечности, пожали руку и автору — тоже бережно, и их увели за кулисы.

Спектакль кончился.

Конечно, могла бы быть пьеса, в которой писатель не задавал бы вопросы, а отвечал на те, что, наверное, возникали у девушек на войне. Однако эта пьеса вряд ли оказалась бы комедией.

...А все-таки жаль, что Борису Савельевичу Ласкину не пришлось к тому же еще и стать нашим вторым Балиевым и получить часок в неделю на телевидении. Уж он бы нас всех...

Но где тот человек, которому удалось бы все, на что он способен?

Джозеф Папп. Как это делают в США

В свой третий приезд в США я получил неожиданно приглашение от Джозефа Паппа посмотреть его спектакли, а также придти к нему в гости, домой. И то и другое мне было интересно — американцы редко зовут к себе домой, — а потому я, поблагодарив, охотно согласился.

Но сначала о моих поездках, а затем — кто такой Джозеф Папп.

Каждая из поездок отличалась от другой своей целью. Первая состоялась в 1968 году и была обычной, туристской. Поездив по стране и посетив несколько городов, я вынес поверхностное впечатление (а у туриста только такое), что США кое в чем на целый век впереди Европы, а кое в чем и позади. И в технике, и в быту, и в деловых, и в личных, семейных отношениях.

Вторая была спустя десять лет, в составе делегации, где каждый общался с людьми своей профессии. Тут я уже не только вертел головой направо и налево, а посещал театры и старался понять путь пьесы от драматурга на сцену театров разных направлений и положения. Иными словами, изучал театральную систему. И, представьте, понял! Если вы оценили этот восклицательный знак как символ удивления, то вы правы. Ибо дело в том, что мои пьесы идут на наших сценах уже пятьдесят лет, а уловить систему мне так и не удалось до сих пор. Что до США, то не берусь утверждать, что их система безупречна, но она есть. Там каждый за что-то свое определенное отвечает — репутацией и деньгами. Продюсер за режиссера, режиссер за актеров, актеры за игру и каждый за то, чтобы все было выполнено в срок. Там, в основном, правит бал экономика, и хотя это иногда идет во вред, но

зато ясно, кто виноват, а потому можно сделать конкретный вывод.

В прошлые времена у нас правила бал идеология, то есть нечто неопределенное, поэтому ее иногда удавалось обмануть. Ныне бала вообще никакого нет, а все находится в стадии становления, в которой каждый трясет вожжами, как Бог на душу положит.

Но это — особый разговор, и тут ему не место.

В свою третью поездку я отправился один, вернее с переводчиком, которого мне придала иностранная комиссия Союза писателей. И хотя я мог с грехом пополам изъясняться на английском и даже понимать, но он владел языком профессионально и часто был незаменим. В остальном он занимался своими делами, и бывали дни, когда я его вообще не видел. А иногда я звонил ему вечером в номер (он жил в той же гостинице), чтобы попросить: «Валера, включите-ка, пожалуйста, такой-то канал ТВ. Там идет что-то интересное, а понять не могу». Он включал и тут же переводил мне.

Моя же основная цель в эту третью поездку была: посидеть на заседаниях Совета Безопасности ООН и порыться в стенограммах, дабы подобрать материал для комедии о том, как варится политика. Что я в результате и сделал, написав пьесу под названием «Подкова, или В этом лучшем из миров». (Подкова — так называют там закругленный стол в Совете Безопасности, за которым сидят 15 представителей разных стран и разыгрывают за наш счет спектакли, символизирующие напряженную борьбу за мир.)

Кому лень съездить в Нью-Йорк, чтобы вздремнуть на местах для публики в зале Совета Безопасности, тот может прочесть мою пьесу — она опубликована. Я просидел там месяц и без ложной скромности скажу: пьеса — один к одному, только, как я полагаю, у меня вся эта говорильня отжата до состояния эссенции.

Попутно в эту поездку я, пользуясь гостеприимными услугами Международного Театрального Общества и Общества имени Юджина О'Нила, ходил в театры.

Ну а теперь, пожалуй, пора сказать и о Джозефе Паппе, имя которого вынесено мною в заголовок.