Воспоминания "Встречи на грешной земле"

Широкая и неглубокая малая сцена расположена на самом верху нескладного здания. Она имеет уютный небольшой зрительный зал, без ярусов, но с амфитеатром при партере. Спектакли там обычно приятно смотреть и слушать, так как, в отличие от огромного зала внизу, этот имеет, кроме того, хорошую акустику.

Как и полагается, все места заполнили так называемые «папы и мамы» и прочая приглашенная премьерная публика, с готовностью и доброжелательно смеявшаяся над тем, что происходило на сцене.

А на сцене публику веселили молоденькие, прехорошенькие артистки, игравшие летчиц из женского полка, действовавшего во время войны. Вот они-то и были небесными созданиями. Немцы, правда, называли их ночными ведьмами, так как они летали по ночам и бомбили их. А летать приходилось ночью, потому что учебные тихоходные самолеты «ПО-2» при иных условиях легко бы сбили.

Девушки, все как одна, были с осиными талиями, туго подпоясанные ремнями, а портупеи, врезаясь в гимнастерку посередине, выгодно подчеркивали другие прелести. Узкие юбки и ладные сапожки в обтяжку также делали свое дело. Летчицы были изящно причесаны, ловко набекрень носили пилотки и лихо высекали кресалом искру, дабы закурить козью ножку, тут же умело скрученную наманикюренными пальчиками. Девушки говорили нарочито грубоватыми голосами и особенно обворожительно, очаровательно, пикантно и мужественно выглядели, когда приезжали на побывку к своим мужьям. Ну а те уж тем более нелепо и смешно смотрелись, когда, надев фартуки, угощали бывалых жен-командиров своей незадачливой мужской стряпней.

А еще на фронте летчиц посетил некто лохматый, нескладный и длинный, который всему удивлялся, восхищался и задавал такие вопросы, чтобы комизм ситу-

ации дошел до самого недалекого зрителя. Это был писатель.

В общем, смеху было полно!

Так что, когда спектакль кончился и на сцене выстроились все исполнители, а некоторые девушки сняли пилотки и роскошные золотистые волосы водопадом устремились к их плечам, то, сами понимаете, аплодисментам не было конца.

Но в театрах все построено на ритуалах, а потому это был не конец. И когда аплодисменты начали затухать, девушки повернулись к кулисам и стали мерно сопри-касать свои розовые ладошки. Кто-то из зала выкрикнул: «Автора!» И Борис Савельевич Ласкин вышел из-за кулис.

Он был элегантен, высок, строен, в превосходно сшитом голубовато-сером двубортном костюме и очень хорошо выглядел на фоне небесных созданий, а они на его, так сказать, фоне. Видно было, что он не такой простак, как писатель в спектакле. Он изящно поцеловал холеную ручку исполнительнице главной роли, милостиво покивал всем прочим девушкам, по-мужски встряхнул руки персонажам мужского пола и, снисходительно приобняв актера, игравшего писателя, стал рядом. И сразу стало ясно, насколько он всем, кроме роста, выгодно отличается от актера. Потом, в меру сдержанно и в меру уверенно, он поклонился публике и мягко, размашисто стал хлопать актерам.

Возник маленький апофеоз, охотно поддержанный публикой, ибо все знали, что автор имеет на него безусловное право. А именно: это он был во время войны в летном женском полку и веселил их своими юмористическими рассказами. И это о нем в дневнике одной из летчиц было записано: «Был у нас Бор.Сав.Ласкин, читал свои рассказы».

Это знали зрители, а кто не знал — увидел подтверждение на сцене.

Но одного они не знали, что запись эта была последней строчкой в дневнике девушки. На следующий день она вылетела и погибла. И потому не могла быть на премьере «Небесных созданий». Как и многие ее подруги из

полка, которых постигла та же участь. Но все же кое-кто остался жив. А потому, когда апофеоз, связанный с появлением автора кончился, Ласкин и актеры повернулись в зрительный зал и снова захлопали.

Публика недоуменно стала переглядываться, озираясь, и тогда все увидели, как из амфитеатра поднялись несколько женщин и неторопливо направились к сцене.

Они были не молоды, но и не стары, что называется, «в возрасте». Невысоки ростом, в штатском — в платьях и костюмах, которые, увы, сидели на них не ахти как складно: портные не шьют у нас элегантно на приземистые, массивные фигуры. У всех на груди было по многу орденских колодок, а у двух — звезды Героев Советского Союза. Эти колодки и звезды спокойно и надежно располагались на мощных предгорьях, которые, вроде, ничего не имели общего с дразнящими выпуклостями девушек на сцене и, пожалуй, ничем, кроме этих колодок, не привлекали цепкие мужские взоры. И талий у этих женщин практически не было. Но было в их простых, чуть смущенных лицах и неторопливой повадке нечто такое настоящее, что зрительный зал, поняв, кто перед ним, грохнул овацией.

Они шли сквозь зрительный зал сравнительно долго, и, наверное, многие успели подумать: а почему, собственно, их посадили в амфитеатр? Уж если кому сидеть в первых рядах, так неужели не им?

Они медленно поднялись на сцену и стали рядом с актрисами — квадратные, широколицые, стриженые, серьезные. И зал как-то даже притих, словно от ощущения некоторой неловкости, что ли.