Воспоминания "Встречи на грешной земле"

Как режиссер Завадский был профессионалом в самой высшей степени. И совершенно неревнивый к успехам очередных или приглашенных на постановку в театр других режиссеров. Это редкость! Кроме того, он охотно и без всяких попыток влезть, как говорится, на афишу давал им ценные советы. Это еще большая редкость! В прошлом же, хотя мне этого, к сожалению, не удалось увидеть, он был еще и превосходным артистом.

Что до его режиссерских работ, то лучшее из того, что на моей памяти было им сделано в театре Моссовета, это постановка инсценировки «Преступления и наказания», которая шла под названием «Петербургские сновидения». Особенно там удалась роль Порфирия Петровича, в чем также, конечно, была заслуга артиста Леонида Маркова.

При всем том, что было сказано выше, повторю все же то, с чего начал — присутствие Завадского украшало театр Моссовета. Придавало этому театру некий знак качества. И как-то так получалось, что все компромиссы Завадского с выбором репертуара (Софронов, Суров) не очень ставили ему в вину в среде прогрессивной интеллигенции. И к цитированию Ленина, и к вступлению в партию относились как к некоему чудачеству. Что до руководящих верхов, то они считали, что все в порядке. Особенно его ценили: дескать, изысканный, а наш — и он у них ходил в любимцах. И такое положение Завадского, очевидно, вполне устраивало, ибо обеспечивало комфорт, который необходим человеку, если он более всего на свете любит именно себя.

Причина же, по которой люди, все понимающие, относились к «чудачествам» Завадского снисходительно и прощали ему их, полагаю, все тот же его шарм. Немного праздничный, немного театральный, немного наивный, немного заоблачный. Немного из-за того, что на него было приятно смотреть.

Не забуду юбилей Завадского. Он происходил в театре Моссовета, и юбиляра приветствовали артисты разных театров, каждая труппа со своим номером. Все было очень почетно и пышно. Зачитывались адреса. Драматические артисты других театров переиначивали под юбиляра классические тексты. Оперные актеры так же поступали с известными ариями. Цыганки, как положено, трясли плечами. В общем, все шло обычным ходом.

Но вот на сцену вышли балерины Большого театра — в пачках — и образовали вокруг Завадского белоснежный букет. Уверен, любой мужчина, стоя в пиджаке внутри такого волшебного кружка, неизбежно выглядел бы грузным, а скорее всего даже нелепым. Надо быть танцором в соответствующем наряде, чтобы, находясь рядом с балериной, образовать вместе с нею гармоничную картину. Все же мы, прочие... Да что говорить. Повторяю, — любой.

Но не Завадский. Он возвышался среди этого букета как самый главный цветок. Стройный, элегантный, галантно подхватив их грациозные руки, он не только не

портил возникшей картины, он ее украшал. И это было столь очевидно, что зал грохнул аплодисментами.

При всей неопределенности своей творческой позиции, Завадский был тем не менее несомненным руководителем театра Моссовета. Но тот, кто видел и помнит его студию на Сретенке, может оценить, насколько спектакли, поставленные им там, были смелее и ярче. Например, остроумнейшая и блистательная постановка «Ученика дьявола» Шоу, которая тогда стала событием театральной, да и не только театральной Москвы. А «Школа неплательщиков» с удивительными декорациями Акимова — где спинки кресла в конторе заканчивались двумя поднятыми ладонями, как бы символизирующими: — «пришел — сдавайся». Помещение было жалкое, не чета моссоветовскому, но никто тогда не придавал этому никакого значения. И вообще все постановки на Сретенке были свободны от конъюнктуры и поражали остроумием и смелостью режиссерской выдумки, а также свободной, лихой игрой актеров.

Значит, было и такое. И ради чего утрачено?

Выше я сказал, что мне не привелось застать Завадского актером. Это не совсем так. Я видел его в роли Ведущего на юбилейном спектакле «Шторм». Присутствие Завадского придавало спектаклю торжественность. И это было именно то, чего ждали тогдашние власти.

Что ж, они ее получили и, наверное, остались довольны. Но за этим парадным фасадом не было жилого помещения. И, пожалуй, единственная живая фигура, которая запомнилась в спектакле, — Манька-спекулянтка в исполнении Фаины Раневской.

Когда у Сталина возникла идея отправить 2-й МХАТ в Ростов-на-Дону — там построили новое здание театра, то те уклонились. Воспользовались помощью французского посла. Они понесли за это наказание: 2-й МХАТ был расформирован, и актеры с трудом пристроились потом в разные театры. Вместо них поехал со своей труппой Завадский. Там он поставил «Дни нашей жизни» Леонида Андреева и привез спектакль на гастроли в столицу. После чего актеры потихоньку вместе со своим шефом вернулись в Москву. Но на это высшее руководство

уже посмотрело сквозь пальцы. Важно, что было своевременно продемонстрировано послушание, — исполнена воля Самого!