– Много чего, в том числе и писать. Зарисовки и очерки. А то у нас как в поговорке: патронов до фига, а бойцов не хватает. Короче, решай, дружище, – заключил подполковник. – Златых гор тебе не обещаю, но служба у нас не самая плохая. Плюс койко-местом тебя обеспечим. И не в казарме, а в общежитии, со всеми удобствами.
– И какими же это удобствами? – позволил себе поиронизировать Шах, вспомнив, как офицеры в части зачастую ютились где попало: кто в медпункте, а кто и вовсе в казарме, поставив койку в ротной канцелярии.
– А то, что там хоть и душ с сортиром общий, но зато комната всего на двоих. А самое главное – до работы тебе будет ровно сто метров ходьбы. От дверей до дверей.
Шаховцев задумался. Положа руку на сердце, ему больше всего хотелось как можно скорее уйти на «гражданку» и забыть весь этот армейский дурдом. И уж точно до сей поры у него не возникало и мысли, чтобы остаться на сверхсрочную. Даже ради Москвы, где до призыва прожил два года, оброс друзьями и знакомыми, не говоря уже о Литинституте, который надо было закончить кровь из носу.
– Тем более что ты наверняка будешь в институте на заочном восстанавливаться, – в который раз угадал Кочубей раздумья собеседника. – Значит, тебе по-любому надо будет для сессий время освобождать. Если ты в какую-нибудь частную лавочку устроишься, то хрен тебя на экзамены отпустят. А у нас все по закону: учебный отпуск, причем оплачиваемый.
Казалось, не этот улыбчивый подполковник, а сама судьба не оставляет Ивану никакого другого шанса. И в конце концов без пяти минут демобилизованный воин сдался, написав рапорт на имя генерала, заместителя командующего округом, с просьбой рассмотреть его, Шаховцева, кандидатуру на означенную должность. А заодно и еще один – о переходе на контракт.
Поначалу Шах долго мучился мыслью, правильно ли он поступил. В солдатской среде откровенно потешались над теми, кто вместо того, чтобы увольняться, оставался служить. Даже песню-дразнилку сочинили, на мотив «Прощания славянки»:
Вот потому первое время Иван тщательно скрывал от сослуживцев, что решил остаться в войсках. Он поведал об этом лишь закадычному другу Ромке, но тот, вопреки ожиданиям, не только не стал крутить пальцем у виска, а наоборот, в ответ поведал приятелю, что сам решил податься на контракт.
– А чего у нас там на Тамбовщине делать? – философски рассуждал Пригарин, презрительно оттопырив губу. – Колхоз давно развалился, мужики бухают, а кто помоложе да попрошаренней, давно лыжи навострили куда получше. Так что для начала можно и тут послужить.
– А потом?
– А потом видно будет. Может, хату от этих войск какую-никакую урвать удастся или москвичку из солидной семейки охмурить…
Через пару дней Пригарин переехал из ротной казармы в соседнее здание, где на втором этаже жили бесквартирные и холостые сверхсрочники. А Шаховцев куковал еще месяц, исправно выходя на маршруты или стоя в оцеплении на футболе. И лишь к середине мая его вызвали в штаб и вручили предписание следующим утром явиться к новому месту службы.
Назавтра новоиспеченного контрактника встречал на КПП сам Петр Петрович Кочубей. Он же провел его по множеству мест, успев за день поставить Ивана на все виды довольствия, выписать ему пропуск и специальный вкладыш в военный билет для бесплатного проезда, а кроме того подселить его в комнату в офицерской гостинице, к какому-то вечно отсутствующему капитану. За все время тутошнего житья Шах видел своего соседа от силы пару раз.
Кроме того, новый начальник заранее выбил для нового подчиненного вполне приличный компьютер. Поначалу Шаховцев недоумевал: с какой это радости начальство так расщедрилось для него, простого контрактника? Но Кочубей в ответ лишь хитро улыбнулся:
– Не переживай, это временно. Как говорится, на период выполнения особо важной задачи…
– Какой еще задачи? – еще больше опешил Иван.
– Узнаешь. Всему свое время…
10
«Всему свое время… Что ж, верно. И каждому тоже – свое!»
Шаховцев вдруг подумал о том, что, возможно, и прав был тот древний восточный мудрец, утверждавший, что судьба любого человека давным-давно предопределена свыше. Ведь если рассудить философски, то вся жизнь – это цепь случайностей и совпадений. Не влюбись мать вопреки всякому здравому смыслу в Сергея Алексеевича – его, Ивана, попросту не было бы на свете. Не приедь той весной в Куранск Веселецкий, никогда бы Шах и не познакомился с ним и не поступил в Литинститут. А дальше опять та же цепочка случайностей: не поддайся он на уговоры замдеканши перевестись на заочку, не загремел бы в армию. Не случись в их роте того громкого задержания, о котором Шаховцева заставили писать в войсковую газету, – не заметил бы, не взял бы его под свое крыло Кочубей. Он же познакомил его с Сан Санычем, бывшим замначальника политотдела, а ныне директором издательства «Багратион».