Конор рассмеялся, качая головой, а Эндрю оставил его и пошел к барной стойке. Сексуальная барменша ослепительно ему улыбалась, пока он заказывал напитки; всякий раз, как он приходил сюда, она была очень дружелюбна. Он обвел взглядом помещение: неудивительно, что ей было приятно его видеть, они с Конором были единственными посетителями моложе сорока пяти во всем пабе. И Лайла была права, это был стариковский паб, все сидели, склонясь над своими бокалами и газетами, и мало кто даже болтал друг с другом. Возможно, для них это тоже было место убежища от своих драконш.
О боже, он не мог поверить, что превратился в одного из тех мужчин, которые удирают в паб, спасаясь от женщины, которую выбрали себе в спутницы на всю жизнь. Не мог он превратиться в одного из тех зануд, что смотрят на женщину как на неизбежное зло, с которым иногда приходится мириться, потому что она доставляет пищу, секс и комфорт. Он не такой. Он не хочет быть таким. Эндрю забрал кружки, широко улыбнулся барменше и зашагал обратно к своему столику, полный решимости больше не стонать по поводу женщин.
– Расскажи мне о планах на Французский дом, – бодро сказал он, ставя перед Конором его пинту.
– А, хорошо. – Глаза Конора загорались всякий раз, когда упоминалось об этом доме и связанных с ним планах. – Да, как уже говорила Джен, мы раздумывали над тем, пригоден ли амбар в конструктивном отношении. И я не уверен, что пригоден, что мы сможем переделать его в студию, а также в дополнительное жилое пространство, на тот случай если бы нам захотелось туда поехать, когда ее отец будет жить в самом доме, понимаешь?
Он умолк. Можно было бы снести амбар и построить совершенно новую пристройку – мастерскую для него, рабочее место для Джен. Он хотел еще построить загон, потому что Джен всегда мечтала держать коз. Они могли бы даже переехать туда в следующем году, раньше, чем предполагалось, они могли бы пока не отправляться путешествовать. В конце концов, это было место, где они чувствовали себя счастливее всего.
Друзья просидели в пабе до закрытия. К моменту ухода они были в приподнятом настроении, смеясь над историями, которые уже рассказывали и слышали тысячу раз. Это были истории о некоторых моментах из их жизни в колледже, о летней поездке в Италию в конце первого курса, о том времени, когда они украли из душевой одежду и полотенце Дэна, заставив его пройтись по коридорам нагишом. Помахав барменше, они вышли на улицу. Их обдало холодным воздухом, и они сразу протрезвели настолько, что поняли, как они пьяны. Конор обнял Эндрю за плечи, и они поплелись по улицам к станции метро.
– Я тебе завтра позвоню, – сказал Эндрю, пока Конор рылся в кармане в поисках проездного билета. – Можем сходить опохмелиться, если хочешь.
– Да, это будет хорошо. – Конор нашел проездной и поднял взгляд на Эндрю. Глаза его были остекленевшими, их выражение нечитаемым. – Она мне солгала, Эндрю, – сказал он.
– Что?
– Джен. На той неделе, когда я ездил к Ронану, я тебе говорил. Когда у нас была большая ссора.
– Ну.
– Она мне солгала. Она сказала, что провела весь день одна, сказала, что просто бродила по улицам и ходила в кино. Но потом… это было через неделю или две… я искал свои водительские права, а в гостевой комнате лежали всякие бумаги, и я подумал, что права могут быть среди них. И там я нашел корешки от билетов на какой-то японский фильм в «Барбикане».
– Ведь она тебе сказала, что ходила в кино.
– Да, но там было два корешка. А мне она сказала, что ходила одна. А фильм был в восемь вечера. Она не сказала, в какое точно время она там была, но мне просто трудно поверить, что она бродила одна весь день, до восьми вечера.
– Ты уверен, что эти билеты от того дня?
– Уверен. Это было восьмого марта, в ту пятницу, что я улетел в Ирландию. И она не была с Лайлой, не была с Нат, и это не мог быть кто-то с работы, потому что в тот день она сказалась больной. И если бы она была с кем-то из них, она бы все равно мне сказала. Почему она сказала, что ходила одна, когда это не так?
Эндрю покачал головой. Он пытался придумать невинное объяснение, но у него ничего не получалось.
– Не знаю, дружище. Не знаю.
Он уныло отправился домой. Он был уверен, что существует невинное объяснение и единственная причина, по которой он не может его придумать, состоит в том, что голова его затуманена алкоголем. Джен не была лгуньей, она не была изменницей и обожала Конора, она никогда не сделает ничего, что причинило бы ему боль. Было не так много вещей на свете, в которые Эндрю непоколебимо верил, и одна из них – отношения Джен и Конора.