Воссоединение

– Оно то-о-оропилось, ду-умаю, – серьезным голосом ответил Билл.

Бен заглянул в трубу. Диаметром примерно в три фута и черную, как шахта. Внутреннюю керамическую поверхность покрывала корочка чего-то такого, о чем не хотелось и думать. Поднимающееся из трубы гудение действовало гипнотически… и внезапно он что-то увидел. Не теми глазами, которыми смотрел на мир, сначала не ими, но третьим глазом, глубоко упрятанным в разуме.

Оно мчалось к ним, приближалось со скоростью экспресса. Оно в своем естественном обличье, каким бы оно ни было: другое обличье, почерпнутое из их мыслей, Оно приняло бы только по прибытии сюда. Оно приближалось, поднимаясь из грязных труб и черных катакомб, глаза Оно сверкали звериным желтовато-зеленым светом; приближалось, приближалось; Оно приближалось.

А потом – сначала как искры – он увидел в этой темноте глаза Оно. Они обрели форму – сверкающие и злобные. К гудению машин присоединился новый звук: «У-у-у-у-у-у…» – из канализационной трубы дохнуло зловонием, и Бен подался назад, кашляя и задыхаясь.

– Оно близко! – прокричал он. – Билл, я видел Оно, совсем рядом!

Беверли подняла рогатку.

– Хорошо.

Что-то вырвалось из канализационной трубы. Бен, когда позже пытался восстановить в памяти это первое столкновение с Оно, смог вспомнить только какую-то серебристо-оранжевую форму. Не призрачную – вполне материальную, и Бен чувствовал, что под этой оболочкой скрывается что-то еще, не менее реальное… но его глаза не могли разглядеть то, что он видел перед собой, во всяком случае, достаточно точно.

Потом Ричи попятился, его лицо превратилось в маску ужаса, и он закричал: «Оборотень! Билл! Это Оборотень! Подросток-оборотень!» И внезапно переменчивость формы исчезла, приняв единый образ для Бена и для всех остальных. Они все увидели Оно, каким его видел Ричи.

Оборотень возвышался над канализационной трубой, поставив волосатые ноги по обе ее стороны, где раньше крепился унитаз. Зеленые глаза Оно сверкали на звериной морде. Пасть Оно раскрылась, и сквозь зубы сочилась желтовато-белая пена. Раздалось громовое рычание. Оборотень-Оно протянуло руки к Беверли, манжеты школьного пиджака задрались, обнажая покрытые шерстью предплечья. Пахло от Оно жаром, сырой землей и убийством.

Беверли закричала. Бен схватил ее сзади за блузку и рванул на себя так сильно, что швы под мышками лопнули. Когтистая лапа рассекла воздух в том месте, где мгновением раньше стояла Беверли. Ее отбросило на стену. Серебряный шарик выскочил из пяты «Яблочка». На мгновение сверкнул в воздухе. Майк, быстрее быстрого, поймал его и вернул Беверли.

– Стреляй, бэби. – Голос его звучал совершенно спокойно; даже размеренно. – Стреляй немедленно.

Оборотень вновь взревел, и рев этот перешел в леденящий душу вой. Морду он вскинул к потолку.

Вой сменился смехом. Оно прыгнуло на Билла, когда Билл повернулся, чтобы взглянуть на Беверли. Бен толкнул Билла, и тот распластался на полу.

– Пристрели Оно, Бев! – крикнул Ричи. – Ради Бога, пристрели Оно!

Оборотень рванулся вперед, и у Бена не возникло сомнений, ни тогда, ни потом, что Оно точно знало, кто командует парадом. Оно хотело добраться именно до Билла. Беверли растянула резинку и выстрелила. Шарик полетел, и вновь мимо цели, только на этот раз траектория его движения не искривилась. Шарик разминулся с Оно больше чем на фут, пробил дыру в обоях над ванной. Билл – к его рукам прилипли кусочки фаянса, в десятке мест порезав кожу до крови, – громко выругался.

Оборотень резко повернул голову. Его блестящие зеленые глаза уставились на Беверли. Автоматически Бен заслонил ее, пока она полезла в карман за вторым серебряным шариком. Джинсы на ней были очень узкие. И надела она их не для того, чтобы кого-то подразнить своей фигуркой; как и в случае с шортами, которые были на ней в день Патрика Хокстеттера и его холодильника, ей пришлось надевать купленное в прошлом году. Пальцы сомкнулись на шарике, но он тут же выскользнул. Она схватила его вновь, вытащила, вывернув карман, и на пол посыпались четырнадцать центов, два корешка билетов в «Аладдин» и шовная пыль.