Билл обхватил Эдди руками и вытащил из трубы, стараясь не зацепить сломанную руку. Бен вылез следующим, потом Бев, Ричи.
– У тебя есть с-спички, Ри-и-ичи?
– У меня есть, – ответила Беверли. Билл почувствовал, как рука коснулась его руки в темноте и вдавила в ладонь книжицу спичек. – Тут их восемь или десять, но у Бена есть еще. Из номера.
– Ты держала их по-о-од мышкой, Бе-е-ев?
– На этот раз нет. – В темноте она крепко обняла его. Он прижал ее к себе, с закрытыми глазами, пытаясь вобрать в себя то утешение, которое ей так хотелось ему дать.
Наконец Билл мягко высвободился и чиркнул спичкой. Память – великая сила. Все они тут же посмотрели направо. Останки Патрика лежали на прежнем месте, среди нескольких заросших мхом или плесенью бугорков, в которые могли превратиться книги. Что осталось от Патрика узнаваемым, так это полукруг зубов, два или три с пломбами.
Рядом с телом лежало что-то еще. Какой-то кружок, поблескивающий в мерцающем свете спички.
Билл затушил эту спичку и зажег другую. Поднял кружок.
– Обручальное кольцо Одры. – Голос звучал бесстрастно, выхолощено.
Спичка догорела в его пальцах. В темноте он надел кольцо.
– Билл? – нерешительно спросил Ричи. – Ты представляешь себе…
6
…как долго они бродили по тоннелям под Дерри после того, как покинули то место, где лежало тело Патрика Хокстеттера, но Билл не сомневался, что обратного пути ему не найти никогда. Он продолжал думать о том, что говорил ему отец: «
Но Эдди нисколько не волновался. Изредка просил Билла зажечь спичку, которых оставалось все меньше, задумчиво оглядывался, а потом они шли дальше. Направо и налево поворачивал, казалось, наугад. Иногда трубы превращались в тоннели, такие большие, что Билл, подняв руку, не дотягивался до потолка. Случалось, им приходилось продвигаться на четвереньках, а однажды пять ужасных минут (которые, по его ощущениям, растянулись на пять часов) они ползли на животах. Эдди первым, остальные – уткнувшись носом в каблуки предыдущего.
Не сомневался Билл только в одном: каким-то образом они попали в ту часть канализационной системы Дерри, которая не использовалась. Все трубы, по которым что-то текло, остались позади или выше. Рев бегущей воды поутих и теперь слышался, как далекий гром. Эти трубы проложили в стародавние времена. Их внутреннюю поверхность покрывала не керамика, а какой-то крошащийся глиноподобный материал, который иногда сочился неприятно пахнущей жидкостью. Запахи человеческих испражнений – эти ядреные запахи, которые грозили задушить их всех, – заметно ослабли, но их заменил другой запах, наводящий ужас и древний, что было гораздо хуже. Бен думал, что это запах мумии. Эдди – запах прокаженного. Ричи полагал, что так пахнет самая древняя в мире фланелевая куртка, теперь истлевшая и прогнившая, куртка лесоруба, очень большая, достаточно большая, чтобы налезть, скажем, на Пола Баньяна. Беверли казалось, что именно такой запах идет из ящика с носками отца. У Стэнли Уриса этот запах вызвал воспоминание самого раннего детства – на удивление еврейское воспоминание для мальчика, который смутно осознавал свое еврейство. Этот запах глины, смешанной с маслом, навел его на мысли о безглазом, лишенном рта демоне, которого звали Голем, созданном в Средние века вероотступниками-евреями, чтобы тот спас их от гоев, которые грабили их, насиловали их женщин и изгоняли с насиженных мест. Майк думал о сухом запахе перьев в мертвом гнезде.
Добравшись до конца узкой трубы, они как угри выскользнули из нее вниз, на закругляющуюся поверхность другой трубы, которая шла под острым углом к этой, и обнаружили, что снова могут встать в полный рост. Билл пощупал головки оставшихся в книжице спичек. Четыре. Он плотно сжал губы, решив не говорить о том, сколь мал их запас спичек… пока не останется другого выхода.
– Ка-а-ак на-а-астроение?
Все что-то пробурчали в ответ, и он кивнул в темноте. Никакой паники и никаких слез, после того как расплакался Стэн. Хорошо. Он нащупал их руки, и какое-то время они просто постояли, набираясь уверенности и вселяя ее друг в друга. Билла охватило ликование, он чувствовал, что каким-то образом они представляют собой нечто большее, чем простое сложение их семи «я». Единым целым они обретали большую силу.