Восстание

Никита вошел в лодку и взялся за весла.

Со звоном перевалилась через борт и упала на дно лодки брошенная Силовым цепь.

Старик выпрямился и посмотрел на Никиту. Он не проронил ни слова и только поддернул вниз широкий козырек картуза.

— Прощай, — сказал Василий.

Подхваченная течением лодка удалялась от берега. Василий правил кормовым веслом, выводя ее на быстрину. Никита греб.

Под веслами по течению реки лодка шла все быстрее, и вскоре промелькнули последние домики пригорода. Видны были только купола церквей да кровли высоких зданий, но скоро скрылись и они.

Желтое облако пыли висело над тем местом, где раньше поднимался город.

— Ушли, — сказал Василий. — Суши весла… Отдохни…

Никита поднял весла и положил их лопастями на борта лодки.

— А город пылит, — сказал Василий. — Не иначе, и чехи подоспели, не иначе, и они теперь там…

— Наверное, — сказал Никита и взглянул на Василия. Тот сидел, опустив голову, и смотрел на днище лодки.

Некоторое время они плыли молча, и Никита не мог оторвать глаз от удаляющегося облака пыли.

Потом он наклонился над бортом, чтобы омыть горящее лицо, и сквозь толщу прозрачной воды увидел освещенное солнцем дно, зеленоватые камни, синие хребты проплывающих рыб.

От Ангары пахло морозным ветром, а когда Никита опустил руку, чтобы зачерпнуть пригоршню воды, пальцы зазнобило, как будто в жестокий мороз он снял рукавицу.

— Умойся и ты, — сказал он, закончив умывание. — Сразу полегчает. Я пока веслами править стану, чтобы лодка не крутилась.

Нагих бросил на днище кормовое весло и наклонился над бортом. Здоровой рукой он зачерпывал воду и плескал себе в лицо. Он разбрызгивал сверкающие капли и тер щеки с таким усердием, будто умывался впервые за целый год.

— Хороша, холодна… — приговаривал он и громко фыркал.

Лодку несло мимо крутых берегов, то поросших густым хвойным лесом — сосной, елью, кедром и лиственницей, то окаймленных березовым и черемуховым кустарником. Тайга подступала к самой реке.

Над небольшими пушистыми островками, из зарослей камыша и речной осоки, с криками поднимались дикие утки. Чайки, касаясь острыми крыльями самой воды, скользили над отмелями, охотясь за мелкой рыбешкой.

— Василий, — негромко сказал Никита и поднял весла. — Василий, как же это будет?

Василий ответил не сразу. Он глядел на темную полосу воды под самым берегом и молчал.

— Василий, что будет? — громче повторил Никита. — Неужели так за ними верх и останется?

— Нельзя, чтобы остался. — Нагих перекинул кормовое весло на правый борт лодки и круто повернул ее к берегу.

— Отдохнем здесь, обед сварим, — сказал он. — Да поспать надо. Ночью дальше плыть придется, а то как бы с пароходом каким не встретиться. До порогов здесь часто пароходы ходят, а кто его знает, какие сейчас на них люди. Ночью нам теперь сподручнее…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Егор Матвеевич Федотов, у которого Василий Нагих поселил Никиту, жил в деревне Ершово, находящейся за Падунским порогом, недоступным для пароходов.

Место было глухое, спокойное. Отрезанная от проезжих путей ангарскими речными порогами и тайгой, деревня жила обособленной жизнью и почти не соприкасалась с другими селениями. Редко кто из жителей ее уезжал дальше десяти-пятнадцати верст от дома. Тракта вблизи не было, а пробираться без особой нужды по трудным таежным дорогам или через речные пороги да шиверы охотников находилось мало.

Приезжие люди в Ершово заглядывали тоже нечасто. Редкий смельчак рискнул бы пойти в Падунский порог на обычной лодке, а купеческие паузки, на которых только и спускались за пороги, в этом году не появлялись, и торга на берегу не было.

Егор Матвеевич промышлял зверя и баловался рыболовством. Жил он вдвоем с женой Марфой. Единственный сын его не вернулся с германской войны, старик скучал о нем и очень обрадовался приезду Нестерова.

Стал он называть Никиту племянником, а соседям рассказал, что парня к нему прислал брат из Балаганска — погостить да позверовать белку, как выпадет первая пороша.

— Лечи ногу-то ладом, — говорил Никите Федотов. — Помощником будешь, по зверовству ли, по охоте ли. Зверовать вместе в тайгу подадимся или охотой на осетра — на крюк имать. Вдвоем-то куда с добром. Где один не успел, другой подхватит. Дело у нас с тобой, паря, огнем загорит, во́ как пойдет, на полный ход. А белки в нонешнем году, видать, дивно будет — ореху много…

Но помощником Егору Матвеевичу Никита оказался плохим. Его недолеченная в госпитале и растревоженная в пути рана заживала медленно. Нога снова опухла и болела.

Василий Нагих прожил у Федотова недолго и, только-только подлечив руку, задумал ехать в Балаганск. Ему не сиделось в Ершове.

— Живем, будто в могиле лежим, — говорил он Никите, — будто от народа за тридевять земель… Чудные здесь мужики. Все чего-то ждут, приглядываются… Разговоры все об одном и том же — торга ждут. Обносились, говорят, — ни ситцу, ни сарпинки, по чаю да соли стосковались… А о другом ни о чем не тужат, будто им все равно и ничего их не касается. Там у нас, к городам ближе, люди вовсе иные — призаводской народ, дружный. Здесь что — лесное селение, глухомань…