— Да, — сказал Теуслер. — Заманчивая земля… Поля пшеницы, стотысячные косяки скота, тюки ценных звериных шкур, лес, металл, золото, каменный уголь… Но не только богатство, нет, Сибирь — ключ к владычеству на всем Востоке. Сибирь — это ворота в Китай и Корею, это — путь в Индию…
— Путь в Индию, — повторил Грэвс.
— Но что это там впереди? — сказал Теуслер, глядя в море. — Странная белая туча… Она сидит на воде и не желает подняться. Из-за нее ничего не видно.
— Туман, — сказал генерал. — Это не туча, это туман.
— Туман? — удивленно переспросил Теуслер. — Туман в такую ясную погоду?
— В этих водах не редкость. Иногда, говорят, у самого порта приходится крейсировать черт знает сколько времени… Не очень любезная встреча…
Теуслер улыбнулся.
— Не огорчайтесь, — сказал он. — Скоро мы соединим сибирскую землю с Америкой прямой магистралью. Транс — Аляска — Сибирь. Туннель под Беринговым проливом… Тогда туман не будет причинять вам, генерал, неприятностей.
— Да, — сказал генерал. — Туннель под Беринговым проливом…
Грэвс понимал, о чем говорит Теуслер, едущий в Россию со специальными инструкциями президента. «Транс — Аляска — Сибирь» — это был старинный американский план мирного завоевания Сибири. Тогда, в конце девятнадцатого века, железнодорожные короли Америки организовали синдикат и предложили русскому правительству свои услуги. Они предлагали на собственные средства построить железную дорогу от мыса Дежнева до Иркутска, протяженностью в пять тысяч километров, а в уплату за постройку дороги просили передать ее в аренду Америке на 90 лет вместе с прилегающими к ней землями в полосе двадцати четырех километров, требовали права распоряжаться этой землей, как собственностью, и права скупать свободные земли в районах Восточной Сибири.
Это был план мирного завоевания Сибири. Но теперь настали новые времена, и он — генерал Грэвс — ехал осуществлять старинные замыслы своих отечественных миллионеров более действенными средствами — войной.
К бортам «Томаса» стекалось все больше пассажиров. Здесь были люди разных специальностей: штабные офицеры, экономисты, финансисты, специалисты по сельскому хозяйству, газетчики, агитаторы из союза христианской молодежи, сектантские святые и баптистские проповедники, промышленники, коммерсанты, банкиры, советники, по вопросам административного управления, кинопредприниматели и полезные во всех отношениях дельцы. Все они составляли свиту Теуслера и все должны были пригодиться для управления новой богатой колонией.
— Сибирь — это большой приз, — сказал Теуслер и поднял воротник пальто.
Повеяло холодом, и солнце потускнело. Грэвс посмотрел в небо. Вместо солнца он на мгновение увидел мутнорозовое пятно, плывущее в космах серого пара, и вдруг все — и небо, и море — все заволокло густым туманом. Не стало видно даже американского флага над кораблем.
«Томас» замедлил ход, содрогнулся, словно ударившись о плотную, как спрессованная вата, стену тумана, остановился и взревел — исступленно и протяжно закричала сирена.
— Что это? Зачем? — испуганно спросил Теуслер.
— Боятся столкновения, — сказал Грэвс. — В таком тумане единственно возможный сигнал — звук…
На палубе смолкли голоса, и вместо пассажиров у бортов зашныряли безликие и бесформенные тени.
Сирена кричала долго, все оглушительнее и, только добравшись до самых высоких нот, осеклась и замолкла. Под тушей «Томаса» послышался тяжелый плеск воды, и откуда-то из тумана донесся унылый колокольный звон.
— Земля? — спросил Теуслер и, прислушиваясь, склонил набок голову.
— Это корабельные колокола. Неподалеку какой-нибудь заблудившийся пароход.
Грэвс втянул голову в повлажневший воротник пальто. В тумане лицо генерала стало серым и сильнее обозначились складки у тугих, как растянутая резина, губ.
Теуслер настороженно прислушивался к погребальному звону ослепленного корабля и поеживался от сырости.
— Сколько времени понадобится, чтобы закончить операцию на Дальнем Востоке? — вдруг спросил он.
Генерал пожал плечами.
— Это зависит от боеспособности чехов. Они сейчас там главная сила.
— С тех пор как консул Гаррис телеграфировал о взятии чехами Владивостока, прошло уже два месяца. Почему они медлят? — сказал Теуслер. — Так хорошо начали, а теперь медлят…
— Наверное, красные усилили сопротивление, — сказал генерал, хотел что-то добавить, но крик сирены снова заглушил его голос.
Когда сирена смолкла, Теуслер, казалось, уже забыл о своем разговоре с генералом. Он стоял, нахохлившись, глубоко засунув руки в карманы, и глядел вниз себе под ноги.
Туман сделался таким густым, что люди уже не видели друг друга. Даже, стоя рядом с Грэвсом, Теуслер потерял генерала — он исчез, как будто растаял на глазах.
В чреве «Томаса» глухо ворчала машина, и за бортом плескалась невидимая вода. Звон колокола слышался ближе, размеренный и печальный, как на похоронах. Чудилось, что какой-нибудь ослепленный корабль вот-вот врежется в борт «Томаса» и в пробоину хлынет тяжелая темная вода.