Восстание

Он ехал по улицам Омска мрачный и злой, как разорившийся купец, и сердито поглядывал по сторонам. Город казался ему излишне беззаботным. В городском саду гремела музыка. Рестораны ломились от публики, хотя еще не наступил вечер. Навстречу кадилаку, еще несущему пыль фронтовых дорог, катились пролетки лихачей, в которых безусые прапорщики с глазами кокаинистов обнимали накрашенных женщин, ярких, как птицы. По панелям главного проспекта пестрым нарядным потоком, горланя и смеясь, спешили куда-то городские интеллигенты и зажиточные горожане, может быть, страхом загнанные в это шумное веселье.

— Пир во время чумы… — ворчал Грэвс, глядя по сторонам, и думал о сильной власти для Сибири.

«Какие бы грандиозные резервы можно было создать для фронта против большевиков, мобилизовав всех этих горожан… Всех, всех, всех…»

Подъехал он к дому американского представительства усталым, взвинченным и, только войдя в подъезд, почувствовал некоторое облегчение — здесь он был дома и в безопасности.

Посол Моррис встретил Грэвса на пороге кабинета.

— О, мистер Грэвс! Какие новости?

— Плохие, — сказал Грэвс. — Я не видел армии, способной к контрнаступлению.

— Они не показали ее вам?

Моррис провел Грэвса в кабинет, указал ему на кресло и сам сел на кожаный диван, закинув ногу на ногу и обхватив руками острое колено.

— Я проехал по линии фронта и видел только разбитые войска. Они не способны к наступлению… — сказал Грэвс. — Все очень плохо.

Моррис молчал.

— И я не обнаружил никакого энтузиазма по отношению к правительству Колчака, — сказал Грэвс. — Они все перессорились, и армия деморализована…

— Вы слишком мрачно смотрите на вещи, мистер Грэвс, — сказал Моррис. — У вас мало оптимизма… Адмирал Колчак уверил меня, что отведенная за Ишим армия будет реорганизована и снова превратится в силу, способную противостоять большевикам. Так же смотрит мистер Гаррис, он считает Колчака достаточно сильным.

— Мистер Гаррис не был на фронте, — сказал Грэвс.

— Но мистер Гаррис постоянно живет здесь, а мы гости, — сказал Моррис.

Грэвс прошелся из угла в угол кабинета и остановился у окна. Закат потухал. На небе еще тлело единственное облачко. С низин поднимались сумерки, и окна противоположных зданий становились сизыми, как будто их затягивало дымом. Грэвс вспомнил костры за городом и таборы выселенных из прифронтовых селений крестьян.

— Фронт слишком близко, — сказал он, — а для реорганизации армии нужны время и резервы. Не знаю, на чем основывает свою надежду Гаррис… Может быть, он рассчитывает на слабость Красной Армии, может быть, он думает, что большевики не пойдут на Омск? Я так не думаю, большевики пойдут на Омск…

Моррис поднял голову, и его постоянная ироническая улыбка сошла с губ.

— На Омск? Вы считаете, что Омск под угрозой?

— Может быть, под угрозой вся Сибирь, — сказал Грэвс.

Моррис повернул голову и слегка наклонил ее, будто прислушивался к какому-то шуму за окном.

— О… — сказал он. — Так серьезно?

В комнату вошел лакей, чтобы опустить шторы и зажечь люстру. Грэвс нетерпеливо следил за его медленными и размеренными движениями. Когда лакей ушел, Грэвс сказал, щурясь от слишком яркого света люстры:

— Я не видел боеспособных войск… Офицеры боятся своих солдат больше, чем красных. Они бросают свои роты и батальоны, они бегут в тыл… Даже штаб-офицеры…

Моррис молчал. Глаза его были полузакрыты, и он шевелил пальцами так, будто на ощупь сдавал игральные карты.

— В пути к Ишиму мы встретили около тридцати эшелонов, там было приблизительно пять тысяч солдат, но я не видел среди солдат офицеров и не видел у солдат оружия, — сказал Грэвс. — Они его бросают…

— И все-таки они должны удержать фронт, мы поможем им, — сказал Моррис.

— Возможно ли это, если во главе армии и правительства останется Колчак? Он не пользуется никакой популярностью, — сказал Грэвс.

— Опасно менять упряжь посреди брода. Нужно, не теряя времени, укрепить то, что есть… — Моррис поднялся с дивана и подошел к Грэвсу. — Гаррис оптимистичнее, чем вы. Он считает, что от Колчака рано отказываться, он еще может быть полезен делу. Надо поднять его престиж и помочь ему.

— Чем? — спросил Грэвс, уже понимая, что вопрос о Колчаке решен и что его слова о необходимости замены верховного правителя не убедили Морриса.

— Я рекомендовал президенту официально и как можно скорее признать правительство Колчака, признать и оказать ему помощь в 200 миллионов долларов. Это поднимет престиж правительства, — сказал Моррис. — Это облегчит ему воссоздание армии…

— Но сейчас? Какими силами сейчас Колчак остановит большевиков? — Спросил Грэвс. — У него нет резервов…

— Чехи, — сказал Моррис. — Их повернут на запад. Им скажут, что отправка их на родину возможна только через южные порты. Пусть они пробиваются на соединение с войсками Деникина. Это реальная сила…

Грэвс насторожился. У него мелькнула надежда, но сейчас же погасла. Он нахмурился и спросил:

— А партизанские фронты? Кто будет бороться с партизанами и охранять дорогу?

— Вы, — сказал Моррис.