Я смотрела, как он разливает вино, и алая струйка напомнила мне о крови.
– Вы уже убивали.
Журден застыл, словно этими словами я набросила на него сеть. Поставил бутылку, придвинул ко мне кубок и не стал отвечать. Я смотрела, как он пил, отсветы огня бросали на его лицо длинные тени.
– Те воры, несомненно, были злодеями, но в Валении существует закон, – прошептала я. – За такие преступления предстают перед судом. Думаю, вы должны это знать, ведь вы адвокат.
Он наградил меня предостерегающим взглядом. Я поджала губы: служанка принесла нам зерновой хлеб, круг сыра и две плашки с тушеным мясом.
Только когда она вернулась в кухню, Журден вновь обратил на меня внимание. С пугающей аккуратностью поставил свой кубок на стол и проговорил:
– Они хотели убить нас, зарезать Жан-Давида, меня, а с тобой сперва позабавиться. Если бы я их только ранил, они бы не отстали. Объясни еще раз, почему тебя расстраивает то, что мы выжили?
– Я лишь говорю, что вы поступили по-мэвански, – качнула головой я. – Око за око. Зуб за зуб. Сначала – смерть, потом – суд.
Я подняла кубок и отхлебнула вина.
– Сравниваешь меня с
– Нет, – возразила я, – просто думаю…
– О чем?
Я забарабанила пальцами по столешнице, оттягивая миг ответа.
– Возможно, вы только кажетесь валенийцем.
Он наклонился вперед и резко процедил:
– Для таких разговоров будут и место, и время. Но не на этом постоялом дворе.
Я ощетинилась и уже хотела ему ответить. Я не привыкла к родительским поучениям и продолжила бы разговор, не сядь Жан-Давид к нам за стол.
Кажется, с самого утра я не слышала от кучера ни единого слова, но, похоже, он и Журден могли общаться с помощью жестов и взглядов. Они принялись за еду, поддерживая безмолвную беседу, словно меня не было рядом с ними.
Это меня злило, пока я не поняла, что могу пока полностью сосредоточиться на собственных мыслях.
Журден выглядел и говорил как валениец.
Я – тоже.
Был ли он жителем двух стран или чистокровным мэванцем, который некогда служил Ланнону и бежал, устав от зверств узурпатора? Я все выясню – это лишь вопрос времени, думала я, доедая тушеное мясо.
Покончив с едой, Жан-Давид резко поднялся. Я смотрела, как он легкой походкой вышел из зала, его черные волосы блестели от масла так, что казались влажными в свете заката. Я поняла, что Журден молча его отпустил.
– Амадина.
Я обернулась, чтобы посмотреть в его спокойные глаза.
– Да?
– Мне жаль, что тебе довелось сегодня это увидеть. Я… понимаю, что ты вела очень уединенную жизнь.
Отчасти это было правдой. Прежде я никогда не видела смерти и столько крови. Однако… книги подготовили меня к жизни куда лучше, чем я ожидала.
– Все хорошо. Спасибо вам за защиту.
– Обо мне ты должна знать одно, – прошептал покровитель, отодвигая пустой кубок. – Если кто-то угрожает моей семье, я убью его без колебаний.
– Но я вам даже не родня, – прошептала в ответ я, удивленная его серьезностью. Я ведь была приемной дочерью всего день.
– Ты – часть моей семьи. И когда воры покусились на твои вещи, швыряли твои книги в грязь, угрожали тебе… я принял меры.
Я не знала, что сказать, и просто смотрела на него. Искры непокорности и раздражения в моей душе гасли. И чем дольше я всматривалась в него, моего отца-покровителя, тем лучше понимала: что-то в прошлом сделало его таким.
– Еще раз прости, что тебе пришлось это увидеть, – повторил он. – Я не хочу, чтобы ты меня боялась.
Я протянула к нему руку. Если мы хотели сделать то, что задумали, нужно было доверять друг другу. Медленно он сплел свои пальцы с моими. Его ладонь была теплой и грубой, моя – холодной и мягкой.
– Я не боюсь вас, – прошептала я, – отец.
Он сжал мои пальцы:
– Амадина.
Глава 14. Брат по страсти
Мы достигли речного города Бомон вечером второго дня пути, на закате. Так далеко на западе я еще не бывала. Меня заворожили огромные виноградники, украшавшие этот край.
Бомон оказался большим городом, построенным на берегу медленной реки Каваре. Я смотрела во все глаза, пока мы проезжали мимо рыночной площади и атриумов маленького собора. Все здания казались мне одинаковыми: высокие или трехэтажные, возведенные из мрамора или кирпича, смыкающиеся над узкими мощеными дорожками.
Лошади остановились перед кирпичным особняком. Мощеную галькой дорожку к двери покрывал мох, по бокам стояли два ликвидамбара, их ветви царапали стекла.
– Приехали, – объявил Журден, когда Жан-Давид распахнул дверь кареты.
Опершись на руку кучера, я вышла наружу. Журден взял меня под локоть, и я сама удивилась, насколько благодарна ему за поддержку. Мы вместе направились по дорожке к ступенькам, ведущим к красной входной двери.
– Они жаждут с тобой познакомиться, – прошептал он.
– Кто? – удивилась я, но у моего покровителя не осталось времени на ответ.
Мы шагнули за порог. Нас встретили два внимательных лица, две пары глаз рассматривали меня с вежливым интересом.