Гуськом приблизились рослые воины в блестящих шлемах, вооруженные копьями и щитами. По сигналу старшего была произведена смена караулов.
Здесь-то и произошло одно досадное обстоятельство, за которым последовали и другие нежелательные события. Алцим прозевал момент, когда Гликерия широко раскрыла глаза и с мальчишеской усмешкой уставилась взором на красивого стража у царских дверей.
Девушка словно забыла, где она находится. Издав восклицание, выражающее не то удивление, не то что-то другое, она шагнула вперед и оказалась на ступенях дворцового входа. В это время по знаку царского управителя Саклей быстро поднялся по ступеням и вошел во дворец. Солидные магистраты и выборные подумали, что девушка последовала за ним.
Однако их лица начали удивленно вытягиваться, когда она поставила одну ногу выше, а другую ниже на мраморной лестнице и со смехом обратилась к стражу, прикоснувшись розовыми пальцами к древку его копья.
– Ай-ай! – протянула она с укоризненным смешком: – Зачем же эта маленькая хитрость?
И, обратив лицо к Алциму, погрозила ему пальцем. Тот уже понял, что сейчас произойдет нечто скандальное, оставил Фения, с которым так некстати разговорился, и поспешил вмешаться. Его лицо пылало.
– Какая хитрость? Гликерия, Гликерия, что ты делаешь? Отойди от воина, не позорь себя и всех нас! – зашептал он, крайне раздосадованный бестактной вольностью невоспитанной дочери сарматских степей.
– Ну-ну! – со смехом возразила девушка. – Не притворяйся, Алцим. Какая хитрость? А вот! Ты говорил, что твой брат где-то на западе охраняет рубежи царства. А это кто? – Она громко расхохоталась и, сделав рукой широкий жест, провозгласила: – Привет тебе, победитель на соревнованиях в Фанагории! Я сразу узнала тебя. Более того, теперь я знаю имя твое – тебя зовут Атамб!
Это было сказано с такими задором и непринужденностью, что смущенные ее поступком свидетели готовы были весело рассмеяться. Девушка вела себя как веселящаяся богиня, не связанная никакими условностями даже перед дверями дворца грозных Спартокидов.
– Чего она хочет от привратника-стража? – спросил Асандр Каландиона, стоявшего рядом.
– Не пойму, она назвала его Атамбом! Откуда она знает его?
Воин покраснел, не сразу сообразив, что произошло. Но ясные, как хрусталь, глаза девушки, ее наивно полураскрытый рот и золотые волосы сразу воскресили в его памяти обстоятельства, при которых он уже встречал ее в Фанагории. Только девушка эта, имени которой он не знал, выглядела тогда девчонкой, угловатой и худой.
Сейчас же она была девой, одетой в белые одежды, как невеста. Еле придя в себя от неожиданности, воин также сделал ошибку. Ему полагалось стоять неподвижно и молчаливо. Устав охраны под страхом жестоких наказаний запрещал стражу покидать охраняемый пост, спать на службе и отвечать на вопросы кого бы то ни было, изображая собою молчаливую статую, изваянную из плоти и крови. Достаточно было ему сделать жест, раскрыть рот, изменить позу – и никакие заступничества не избавили бы его от палочной расправы. Сбитый с толку воин на мгновение забыл все это. Кашлянув негромко, он произнес:
– Молодая госпожа! Я не тот, кого ты назвала. Ты ошиблась. Мое имя – Савмак. Я воин царской охраны… А в Фанагории я был, ты угадала.
– Ну конечно! – поспешил добавить раздосадованный Алцим. – Это простой воин, ты ошиблась, приняв его за моего брата. Сойди вниз, люди смотрят. Ах, Гликерия, что ты наделала! Весь город будет знать об этом!
Алцим сообразил, что, будучи в Фанагории, Гликерия встретилась с воином, ошибочно приняв его за брата Атамба. «Боги! – воскликнул он мысленно. – Ты приняла слугу за господина! Дикое, прекрасное и дурно воспитанное существо!»
Гликерия сама поняла, что совершила очередную глупость, и в досаде спустилась с лестницы, роняя на ступени лепестки роз из увядающего венка. Стараясь как-то выйти из неловкого положения, она обратилась к Алциму, вся красная, со смущенным смешком:
– Я не знала, Алцим, что царские рабы участвовали в состязаниях наряду со своими господами. И приняла этого воина за твоего брата, да простят это мне всесильные боги!
– Не рабы, Гликерия, – пробормотал Алцим, видя, как лицо Савмака побагровело, а глаза округлились, – но многие воины царской дружины.
– Ах, это все равно!
– Верно, Гликерия, ты права – это все равно! – раздался язвительный голос Олтака, наблюдавшего конец этой сцены из дверей дворца. – Если этот страж имел дерзость выдавать себя за сына знатного гражданина Пантикапея, он ответит за это. Иди, государь разрешает тебе вступить во дворец.
Гликерия вздрогнула и повернулась к Алциму. Тот сделал умоляющий жест, приложив к губам палец, а шепотом попросил ее не говорить лишнего в присутствии царя и царицы.
4
Царевич Олтак не спеша подошел к Савмаку и, скривив смуглое лицо, уперся в стража черными блестящими глазами.