Савмак и его друзья, возбужденные вином и веселым обществом, громко разговаривали, шутили. Лайонак и Бунак рассказывали царю что-то смешное, тот кивал головой, и все трое громко смеялись. Гости видели, что новые хозяева царства сильны, уравновешенны и уверены в себе. Они держали в руках ключи от Боспора и его судьбы, и едва ли кто мог рассчитывать вырвать из их рук власть, как бы могуч он ни был. Новые хозяева Боспора опирались на тысячи восставших рабов. Последние верили в своего царя и смотрели на него с надеждой и гордостью.
– У нас будет скоро свой флот! – возглашал во весь голос Пифодор, размахивая позолоченным рогом для питья. – Мы отберем корабли у Фанагории и будем угрожать самому Понту!..
– Этот пират, – заметил Лайонак, склонясь к царю, – болтун и бродяга, но человек легкой души и имеет мужественное сердце. Он хороший товарищ.
Савмак улыбнулся. Он смотрел на девушек, что опять танцевали между столами, размахивая кисейными покрывалами в такт ударам гонга. Ему показалось, что они совсем не касаются ногами пола, а летят по воздуху, подобно морским чайкам. С неожиданной грустью он вздохнул и подставил чашу под струю хиосского вина.
Пастух и Абраг, получив целый ворох одежды, блестящих доспехов и оружия, кланялись Савмаку, смущенные и озадаченные.
– Куда мне столько одежды? – недоумевал Пастух. – Я одет тепло, другого мне не надо!
– Теперь ты воевода царский, а не волопас, – рассмеялся в ответ Лайонак. – Я вот тоже конюх и привык спать в конюшне. Но теперь стал царским военачальником, как и ты. Значит, мы должны одеваться достойно своего звания, чтобы не позорить царя. Не упрямься, брат. Снимай свои лохмотья и шкуры! Звери и те линяют весною, а осенью одеваются в пушистую шерсть. Для нас, чабанов и конюхов, наступила весна! Значит, меняй старую шубу на новый наряд!
– Не спорь, – шепнул Абраг, – благодари царя за щедрость и ласку!
– Выпейте вина! – предложил Бунак, наливая чаши.
Суровый фиасит поклонился и уже не говорил ничего до конца пира. Он в раздумье ломал белоснежный хлеб и, обмакнув его в подливку, отправлял в рот. Незаметно выпил несколько чаш вина, поскольку кричали здравицу царю, потом скифским послам, наконец ему самому. Отказаться было неудобно. Неожиданно для всех сквозь шум и гомон общего веселья прорвалось странное гудение, оно отчасти напоминало мычание воловьего стада. Пастух, уже не соображая, где он, запел что-то длинное, степное, положив огромные жилистые руки прямо на блюдо с заливной пеламидой. Потом его взъерошенная голова упала на руки, царский воевода захрапел.
4
В разгаре многолюдного столованья никто не заметил, как вошли Атамаз и Фарзой и стали за спиной царя. Оба сверкали шлемами, их пластинчатые панцири казались при свете факелов и светильников чешуей золотых рыб. На плечах Фарзоя поверх панциря был накинут красивый ярко-красный плащ с золотой фибулой на правом плече. Следует сказать, что, несмотря на свое решение остаться простым воином в войске Савмака, Фарзой не гнушался роскошных одежд и вооружения, которыми щедро одарил его царь.
Атамаз снял шлем, тряхнул буйными волосами и наклонился к уху цареву. Савмак повернул голову, продолжая жевать и улыбаться. Его рот блестел от жирной пищи. При повороте головы мощно выпятились мускулы шеи.
– Что случилось, друг мой? Или возжаждал и пришел промочить горло?
– Нет, государь преславный, не то!
По мере того как Атамаз что-то говорил, показывая рукой в сторону пролива, улыбка сбегала с лица Савмака и его яркие, как самоцветы, глаза становились серьезными. Он медленно взял со стола вышитое полотенце и также не спеша вытер им губы и лоб, покрытый каплями пота. Отодвинув от себя горячее мясное блюдо и наполовину опорожненную чашу, Савмак окинул взглядом гостей и, опять улыбнувшись, поднялся и вышел из-за стола. За ним поспешно вскочили соратники, но он жестом усадил их на свои места.
– Пируйте и радуйтесь, – сказал он им дружески, – а я отлучусь ненадолго по делам государственным. Атамаз, ты со мною, а тебе, князь Фарзой, место на пиру. Угощайся и угощай своих соплеменников!
Гости проводили царя глазами. Никто не сказал ничего, но все подумали, что этот величавый муж, сияющий яркими одеждами, всего лишь воин, даже не воин, а портовый грузчик, более того – раб из царских рыбозасолочных ям, – ныне чудом вознесенный на трон Боспора.
– Дивно это, – прошептал Мирак, обращая к соседям свое опаленное солнцем и степными ветрами бородатое лицо, – дивна судьба этого достойного витязя! Он укротил Боспор, как наездник дикую лошадь! Кто, как не сами всесильные боги, дал ему столь чудесный удел?
– Боги предрекли, а народ исполнил их волю! – раздался за спиною звонкий голос.
Мирак обернулся и увидел человека с огромной амфорой, которую тот нес, как ребенка. Лицо виночерпия показалось знакомым, он смешно выворачивал нижнюю губу и подмигивал одним глазом.
– Бунак, шут Палака, ты здесь? – воскликнул Мирак, поднимая брови.