Вапповцы поругивали Катаева, но не слишком крепко, – они упорно надеялись снова вернуть его в лоно пролетарской литературы.
В основном нападки на произведения Катаева сводились к следующему:
«Героями Ивана Катаева являются коммунисты и советские работники. Но критический анализ быстро устанавливает мнимую коммунистичность его героев. Они считают себя жертвами долга, обреченными жить, работать и умирать во имя других, ради неясного будущего. У них нет сильных волевых эмоций.
…Творчество Катаева пронизывает пламенная вера в человека, мелкобуржуазный “гуманизм”. Любовь к людям стирает у него классовые грани. Катаев полагает, что пролетариат как класс-победитель есть в то же время «всепрощающий класс».
…Изображение классового врага несчастным и жалким в современных условиях обостреннейшей классовой борьбы демобилизует и разоружает массового читателя».
Несмотря на примитивность подобных высказываний, в них была доля правды. Но только по близорукости своей вапповцы не поняли и не почувствовали в Катаеве его основного душевного узора, который особенно обнажен в повести «Поэт».
По своему мироощущению Катаев несомненно был человеком религиозного склада, отсюда его всепрощение, отношение к коллективизации как к духовной соборности и, наконец, так ярко выраженная в нем жажда исключительной жертвы. Во всем его отношении к миру и к самому себе чувствовалась сектантская одержимость. Но, захваченный с детских лет стихией революции, он все свои внутренние силы аскетически подчинил закону атеизма, и, быть может, в этом и заключалась вся боль его душевной и духовной неустроенности. Всепрощающий гуманизм Катаева исходил из жалости и сочувствия к бесправному и необученному подсоветскому человеку. Конечно, от подобной жалости до христианской любви еще далеко, но Катаев уже целиком, как основную заповедь, принял утверждение Достоевского: «Всё понять – значит всё простить».
В конце двадцатых годов случилось Ивану Ивановичу Катаеву впервой навестить автора этих строк. В комнату вошел он уныло, с видом обычной своей потерянности, и вдруг насторожился, увидев в переднем углу затепленную перед иконой лампадку, а под ней аналой, на котором лежало евангелие. Старался Иван Иванович не подать виду, что удивлен, даже глаза отводил в сторону и вяло бубнил о книгах, об очередном альманахе «Перевала». От предложенного ему стакана чаю отказался, неловко, как «человек из подполья», заторопился уходить. Но у двери не выдержал, обернулся и, показывая одними глазами на икону, недоуменно спросил:
– Что это у вас, для стиля или серьезно? – И поняв, что серьезно, сурово добавил: – Это хорошо.
Голлербах Сергей Львович
(род. 1923) – художник, поэт, мемуарист, эссеист
Родился в Детском селе Ленинградской обл. Отец – инженер, мать – преподавательница. Атмосфера бывшего Царского Села не могла не наложить отпечаток на интересы подростка. В двенадцатилетнем возрасте оказался в Воронеже, куда были сосланы его родители и где начал увлекаться живописью. В 1938 году семья вернулась домой, а в январе Голлербах поступил в ленинградскую среднюю художественную школу при Ленинградской Академии художеств.
В 1941 году город был оккупирован немецкими войсками, а в 1942 Сергея Голлербаха угнали на работы в Германию. Конец войны он встретил в американской оккупационной зоне.
С 1946 по 1949 годы учился в Мюнхенской академии художеств.
В ноябре 1949 года на американском транспортном судне «Генерал Баллу», перевозившем многих ди-пийцев, прибыл в Бостон (Штат Массачусетс), а оттуда в городок Уильтон (штат Коннектикут)
В 1950 году переехал на жительство в Нью-Йорк, где в мастерской шелкографии рисовал, как он сам вспоминает, «французских пуделей, рыб и парусники, раскрашивавшихся работавшими в другом помещении дамами» и одновременно, как и С. Богард, и В. Шаталов, серьезно занимался живописью и графикой, участвовал во многих американских выставках.
С.Л. Голлербах – действительный член американской Национальной академии художеств, Общества акварелистов. Его работы хранятся в собраниях престижных американских музеев, а в последние несколько десятилетий – и отечественных (Третьяковской галерее, Русском музее, Воронежском областном художественном музее и др.).
Писательскую деятельность С. Голлербах начал довольно поздно, опубликовав по предложению редактора «Нового журнала» Р. Гуля серию «Заметок художника», вышедших в 1983 году отдельной книгой. Проза Голлербаха была высоко оценена такими взыскательными критиками, как Борис Филиппов, Вячеслав Завалишин и Юрий Кублановский. Наиболее полно писательский талант Голлербаха проявился в книге «Свет прямой и отраженный». Дневниковые записи, городские и бытовые зарисовки, портреты натурщиц, соседок, посетительниц кафе, людей разных возрастов и национальностей отличаются не только тонкостью наблюдений, но и глубокими размышлениями автора. С 90-х годов в печати появляются и стихи художника. Преимущественно в каждом номере альманаха «Встречи».