В Гяндже жил царевич в минувшие дниТакой нечестивец, что бог нас храни!Однажды он, пьяный, явился в мечетьИ начал там песню бесстыдную петь.Меж тем находился на месте своемМудрец именитый во храме святом,Среди почитателей рьяных своих, –Ведь мудрые всюду находят таких.От пьяных бесчинств забулдыги-юнцаСтеснились печалью и мукой сердца.Но если неверен властителя путь,Найдется ль смельчак, чтоб его упрекнуть?Чеснок ведь пахучее розы. КимвалИ лиру, и арфу всегда заглушал.Все ж если воздействия путь не закрыт,Сидеть безучастным калекою – стыд.Пусть немощна длань, пусть бессилен язык,Но нравственной силою мудрый велик.И вот к мудрецу почитатель один,Смиренно склонившись, воззвал: «Господин,Взмолись же, – ведь мы без влиянья, без сил,Чтоб дерзкого пьяницу бог поразил.Молитва и пламенный вопль мудрецаСильней топора и меча-кладенца».Подвижник, услышав такие слова,Взмолился: «О господи, царь естества!Ты князя младого спаси, сохраниИ даруй ему беспечальные дни».Тут кто-то воскликнул: «Зачем, не пойму,Желаешь ты благ нечестивцу сему?Кто блага злодею желает, ведь тотБеду призывает на добрый народ!»Ответил мудрец: «Не волнуйся, о друг,Ты смысла не понял, усвоил лишь звук.Хотел я, чтоб бог к покаянью призвалЦаревича. Людям я зла не желал.Ведь тот, кто пред богом покается, знай,Тот внидет в господень сияющий рай.Пусть бросит он радость пиров и винаДля жизни, что вечного счастья полна».Возвышенной мудрости полный глаголДо слуха царевича кто-то довел.Услышал – и облаком грусти глазаЗатмились, и в них показалась слеза,Тогда как на сердце зажегся костер,И долу смущенный потупился взор.И вот – в покаяния двери стучась –Послал мудрецу приближенного князь:«На помощь притти соизволь. Пред тобойГотов я покорно склониться главой».Отправился к царским палатам мудрец,Вошедши, он взором окинул дворец.Светильников много, сластей и вина,Хмельными гостями палата полна.Кто был без сознанья, кто чуть под хмелькомКто пел, ендову наливая вином.Тут слышится пенье, рокочет струна,Там кравчий кричит: «Ну-ка, выпьем до дна!»Здесь всякий рубиновой влагою пьян,Арфистки, как арфа, сгибается стан.Смежает глаза и склоняется внизЗдесь каждый, и бодро глядит лишь нарцисс.Сливается лютни с тимпанами звон,И слышится флейты страдальческий стон.Но князь приказал – оземь все и в куски.И вмиг вместо шума – безмолвье тоски.Поломаны лютни и арфы вконец,Мгновенно забыл о напеве певец.Забросан камнями украшенный стол,Конец всем сосудам и кубкам пришел.Из схожего с уткой сосуда виноТечет, как утиная кровь, все равно.Беременной долго была сулея,Вмиг дочь родилась – золотая струя.Бутылка, увидев, что ранен бурдюк,Кровавые слезы роняет, как друг…Но князь, не довольствуясь тем, приказалВесь новыми плитами вымостить залЗатем, что отмыть не могла б никогдаТех винных, рубиновых пятен вода.Не диво, что был и бассейн сокрушен –Вином пропитался достаточно он.С тех пор, коль бралась чья за лиру рука,Как бубну, давали ему тумака.Арфист ли являлся достаточно смел,Вмиг, лютне подобно, он трепку имел.А что же касается князя, то онСтал строгим подвижником с этих времен.А раньше? Как часто во гневе отецПриказывал сыну: «Опомнись, юнец!»Но сын не боялся оков и угроз,И пользу глагол мудреца лишь принес.Но если бы резок тогда и суровБыл глас мудреца: «Отвратись от грехов!»Вином и гордынею пьян, разъярясь,Убил бы подвижника вспыльчивый князь.Рычащего льва не удержишь щитом,Пантеру едва ль испугаешь мечом.Врага одолеешь ты лаской своей,А резкостью ты оттолкнешь и друзей.Не будь же суровым и жестким, о брат,Смотри: к наковальне безжалостен млат.С властителем резок не будь никогда, –От этого будет одна лишь беда.Да будет со всяким покладист твой нрав,Кто б ни был он: властен иль сир и без прав.Ведь слабого добрая речь подбодрит,А гордый, быть может, почувствует стыд.Удачу дает только добрая речь,А резкая – злобу лишь может навлечь.Учись сладкоречью, о друг, у Са’ди,Злонравцу угрюмому молви: уйди!