Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

пограничников и на крышу ставили ручной пулемет. Той же осенью, когда мы

ездили в Литву покупать корову на мясо для учащихся, нас обстреляли из

автоматического оружия, когда я притормаживал у моста... В августе сорок

восьмого я с директором училища Штокмейстером поехал в Вильнюс для

получения 400 комплектов обмундирования для наших учеников. В одном месте

на дорогу (а дело происходило уже на территории Литвы) вышли четыре

человека, из них двое с обрезами. Штокмейстер, еще только заметив их, сполз с

сиденья и притворился спящим. Один из подошедших спросил: «Коммунисты

есть?» <— Я ответил, что коммунистов нет. Они показали на Штокмейстера,

притворившегося спящим, и спросили опять: «А это кто?» -^Я ответил, что это

97

клиент. Тогда нас отпустили. Мы чудом вывернулись: у обоих в карманах лежали

партбилеты! Стоило им нас обыскать, и я бы не давал этого интервью.

Житель пограничного с Литвой города Краснознаменска Николай Иванович

Чу динов так высказался по поводу этой проблемы:

— Они сейчас считают, что воевали за независимость Литвы. Это же самые

настоящие лесные бандиты! Тут у нас есть улица Антипенко- ва. Это милиционер

был, они его убили. Потом тракториста одного убили в «Победе», а второго

тяжело ранили, когда они пахали. А сколько они в леспромхозы приезжали,

сколько магазинов грабили! А почему еще их трудно было взять: у них оружие

наше, обмундирование наше. День работал, а ночью переоделся в нашу форму и

поехал. Но там повсюду были наши отряды, которые вылавливали их.

А вот Раиса Кузьминична Е ж к о в а, жившая в Нестеровском районе, тоже у

самой границы с Литвой, на вопрос о литовских бандах ответила: «Нет, не

слышала что-то...».

Письмо в ЦК

Беседуя с переселенцами о первых годах жизни в области, мы неизменно

задавали вопрос: коснулись ли их самих, родственников и знакомых

политические репрессии? Большинство в ответ пожимало плечами и не могло

вспомнить ничего определенного. Те, кто вспоминал,

говорили в основном о репрессиях 1937—1938 годов, еще на старом месте

жительства.

— Нашу область это как-то миновало, я не знаю о репрессиях в области, —

говорит Юрий Михайлович Феденев. — Люди пришли с фронта, у них было

настроение работать. Если кого и вылавливали, так это бывших полицаев,

которые стремились слиться с прибывающим трудовым населением.

— У нас в семье репрессий не было, — отвечает на вопрос Зинаида

Иосифовна Опенько. — Это же касалось видных людей, а у нас таких не было.

Крестьяне работают — и работают. Нас не трогали.

Мария Павловна Тетеревлева вспомнила, как однажды ночью году в 1949

чекисты забрали мужа ее подруги, который работал в военной комендатуре

Калининграда. Подруга говорила, что арест был след- I ствием доноса, и после

короткого разбирательства арестованного отпус- I тили домой через несколько

месяцев. «Репрессий в том виде, как они мне запомнились в тридцать седьмом и

тридцать восьмом годах, здесь я не видела, — говорит Мария Павловна. — То

есть я не видела, как исчезают люди. А именно так мы ощущали репрессии у себя

на родине, в Архангельске, до войны».

А вот авторитетное свидетельство бывшего работника госбезопасности

Николая Сергеевича Крылова:

— В новую область выезжали из бывших оккупированных территорий страны

разные преступные элементы: уголовники, власовцы, прислужники немцев.

Поэтому у работников милиции и госбезопасности было очень много работы по

розыску, выявлению и обезвреживанию этих преступников.

Но были в самой западной области страны и случаи политических репрессий,

об этом также свидетельствуют воспоминания первых переселенцев и ряд

документов.

«...преобладающее количество дел о контрреволюционных преступлениях,

рассмотренных областным судом во 2-м полугодии 1947 года, являются дела о

контрреволюционной агитации и пропаганде. Таких дел судебной коллегией

рассмотрено 37 в отношении 86 человек, из которых осуждено 62 человека и

98

оправдано 24 человека. Из означенного числа лиц осуждено граждан СССР — 8

человек, все прочие немцы — германские подданные».

Из справки председателя облсуда И. Котивеца о судебной практике по

контрреволюционным преступлениям от 5 января 1948 года.

ГАКО. Ф. 361. Оп. 6. Д. 1. Л. 21.

Осуждены и высланы органами МГБ за 1946—1951 гг. всего 168 семей

переселенцев, в том числе: в 1946 г. — 3, 1947 г. — 14, 1948 г. — ' 45, 1949 г. —

59, 1950 г. — 29, 1951 г. —18.

Из отчета переселенческого отдела Калининградской

области за 1951 год.

ГАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 136. Л. 37.