— Тогда комсомольцы отвечали за все участки работы. Я как-то увидела, в
каких ужасных условиях живут наши механизаторы. Написала в «Комсомольскую
правду», в какие только инстанции ни обращалась -«-никто не реагировал. Тогда
я пошла на последний шаг. Узнала, что в один из колхозов должен приехать
первый секретарь обкома партии Чернышев. Поехала туда, остановилась на
дороге и стала ждать. Заметив машину, я развернула велосипед поперек дороги и
жестом стала останавливать. Из машины вылез первый секретарь нашего
райкома Доротченко. Но я заявила, что буду говорить только с Чернышевым. И
кратко рассказала об условиях быта механизаторов. Чернышев спросил у
Доротченко: «Мы только Что там были. Почему не вы мне все это рассказали?
Сегодня вторник, в четверг ко мне с докладом, какие меры вы приняли». Я с
нетерпением ждала своей участи. Но все обошлось благополучно. Звонок к нам в
райком комсомола раздался в пятницу. Мне в вежливой форме сообщили о
результатах.
Стиль деятельности партийных и советских органов, конечно, зависел от
людей, работавших в аппарате. Здесь мы хотим привести рассказ одного, из
таких работников тех лет. Возможно, он кому-то покажется необъективным, но все
же житель Краснознаменска Иван Егорович Д ы н и н, занимавший в то время
пост второго секретаря райкома партии в Железнодорожном, делится такими
воспоминаниями:
— Тогда было общее прилежание всех секретарей первичных организаций.
Проводил беседы, читки. Наиболее подготовленными агитаторами были учителя,
медработники. Тогда было какое-то увлечение. Выходит какое-то, например,
постановление ЦК. Обязательно проводится беседа с людьми. Нас было всего
десять человек в аппарате райкома, в первичках
работали бесплатно. У насбыла всего одна машина на всех. Сейчас [интервью записано в октябре 1990
110
года] в Краснознаменске — 40 человек. У нас в РАПО свыше 30 человек на
одиннадцать хозяйств, а
тогда — 7. Ходят друг за другом, мнут те же следы. Работали круглые сутки,
семья не видела. Ночью с колхозниками молотили, подготавливали пахоту. В
деревне на ночь просился к старичкам. Никакого панибратства, все вежливо,
культурно. Главное — исключить всякие сплетни.
неделю три раза должен был посетить все магазины. И там, где неблагополучно,
— культурно и вежливо сказать: срок такой-то, к такому-то чтобы было, лично
доложить. Торговля —I самый ответственный участок, требовал систематического
контроля. Проверял, все ли завезли с областной базы. Бывало, отвечают: «Нам
зачем? Да и транспорта нет».
выбирайте... Мясо кончается? Купите у граждан, но чтоб мясо было». А сейчас
никто этим не занимается. Никаких льгот для партийных работников не было.
Зарплата была невысокой, но твердой. Тогда партработник — это минимум.
Скромная одежда, никакого излишества. Боже упаси, если секретарь райкома
выпивши. Я не мог даже выписать килограмм меда или мяса. Если узнавали —
исключали из партии и снимали с работы. Тверже, чем воинская дисциплина. Я
не имел права зайти пообедать у председателя колхоза, председателя
сельсовета...
«Для обеспечения продуктами питания и обслуживания партийносоветского
актива области приказываю:
Организовать в г. Раушене подсобное хозяйство и дом отдыха на базе
зданий, переданных Управлению по гражданским делам <...>
4. Начальнику облфо тов. Перевощикову профинансировать подсобное
хозяйство на образование оборотных средств, приобретение инвентаря и других
— шестьсот (600) тысяч рублей».
ГАКО. Ф. 298. Оп. 1. Д. 10. Л. 135.
«Для обслуживания квалифицированной медицинской помощью работников
советского и партийного актива области в городе Калининграде организуется
специализированная поликлиника. Прошу Вас утвердить для развертывания
нормальной работы таковой прилагаемое при этом штатное расписание».
ГАКО. Ф. 297. Оп. 3. Д. 7. Л. 36.
— Лет восемь я был (еще с войны) кандидатом в члены ВКП(б). Первый
секретарь райкома тов. Фирсаков вызвал меня (видимо, предварительно
посмотрев документы) и говорит, что надо меня принять в партию. Я ответил, что
слабо теоретически подготовлен. Дали мне время и где-то в конце сорок девятого