Вот это поцелуй!

– Не начинай все сначала! Не доводи меня!!

И тут у нас наконец-то начинается разговор, как у взрослых людей. Она мне не безразлична. Да, совсем не безразлична! Вот так… Я говорю:

– Дай мне немного упорядочить свою жизнь. Ты же видишь, я стараюсь. Помнишь, я тебе говорил, что ты появилась в неподходящий момент. И посмотри, как у нас с тобой теперь. Ну что, разве все не налаживается? Положа руку на сердце.

Движение ровное. Это добрый знак. Винсент устроился за рулем. Пол Бреннен сидит сзади. Я вижу его посеребренную сединой шевелюру.

A Паула хочет знать, чего я жду. Мне кажется, это очень просто. Но когда я пускаюсь в объяснения, вдруг оказывается, что совсем нет.

– А еще туманнее можешь? – язвит она.

Когда мы выезжаем за город, вырвавшись с окружной, она мне сообщает, что увидела среди гостей Катрин Милле.

– Ну и что теперь?

А Паула отвечает, что она сама, пожалуй, кончит точь-в-точь как Катрин Милле, если у нас все будет продолжаться в том же духе. Я сначала неправильно понял, решил, будто она тоже станет писательницей. И я спрашиваю ее, неужели она думает, что это раз плюнуть. Тут она вносит ясность. Говорит, будет трахаться каждый вечер с целой футбольной командой. Я спрашиваю, не кажется ли ей, что это перебор.

Тут дорога как раз нависла над рекой. Раньше мне не везло, потому что всегда поблизости маячили автомобили, а значит – нежелательные свидетели. Даже с учетом того, что вообще-то люди предпочитают ездить на большой скорости, чтобы не напороться на неприятности; теперь никто не остановится затемно ни за городом, ни даже в городе, чтобы устремиться на помощь ближнему своему – себе дороже.

Однако в этот раз дорога пустынна. Черная ночь простирается у меня за спиной. И вот я начинаю думать, не самая ли это подходящая ночь. На 24-м километре я скрещиваю пальцы на удачу. Смотрю на часы и сообщаю Пауле, что как раз сейчас веду слежку, но если все пройдет хорошо и пункты оплаты на автострадах по дороге не подожгли (а в городе множество банд экстремистов, так что пожарные работают с утра до вечера), то я буду с ней рядом уже где-то через час. И что мне бы хотелось, что мне действительно было бы очень приятно найти ее не в туалете и не на носилках полицейской службы спасения. Она прекрасно знает, о чем я.

– Ты преувеличиваешь, – жалобно протянула она. – Ты в самом деле очень жесток со мной. И это после всего, что я выстрадала по твоей милости!

Я бросаю взгляд на реку, поблескивающую внизу, как зеркало, в обрамлении заостренных теней. Это деревья. Они еще чернее ночи…

– Слушай, возможно, связь сейчас прервется, – говорю я. – Кажется, мой клиент въезжает в туннель. Но, как бы там ни было, я беру свои слова обратно. Ты – самая потрясающая девушка из всех, кого я встречал в последнее время. Я очень хочу, чтобы ты это знала.

Она хмыкает и глубоко вздыхает.

– Когда я говорю «в последнее время», – уточняю я, – это значит, уже довольно давно.

Я представляю Паулу рядом с собой, малыша или даже двух на заднем сиденье, во время ночной прогулки, когда теплый ветерок с легким посвистом влетает в окошко; такая прогулка – лучший способ убаюкать детей, а голова Паулы лежит у меня на плече… Не будь Крис и Мэри-Джо, я бы не колебался ни секунды! Даже если бы пришлось предложить ей пройти курс лечения от наркозависимости. Даже если бы пришлось за руку отвести ее в больницу…

– Ты меня слышишь, Паула? Алло! Я тебя не слышу! Паула? Черт! Паула, я уже в туннеле…

На этом я отключаюсь.

На 27-м километре дорога по-прежнему пуста. Никакого света фар на горизонте. Я пытаюсь подумать о Дженнифер Бреннен, об этой бедной девушке, и о Вольфе, хоть он был косвенной жертвой, – чтобы настроиться. Думаю я и о Мэри-Джо, и немного о Фрэнке, и конечно же о Крис. И слегка увеличиваю скорость, чтобы приблизиться к Полу Бреннену…

Мы минуем перелесок, придорожные насыпи вдоль него густо поросли вереском. Едем мимо серебрящегося в лунном свете луга, дальше – мимо кукурузного поля, потом – мимо поля подсолнухов, и вот наконец я замечаю поворот, которого так ждал. Не будь этого поворота, дорога, наверное, устремилась бы в небеса.

И тогда я еще ускоряюсь, виляю в сторону, нагоняю Пола Бреннена и еду с ним бок о бок.

Я смотрю на него. Он смотрит на меня.

Я обгоняю его и резко разворачиваюсь. Удар страшен. Скрежещет железо. Результат не заставил себя ждать: «ауди» ударяется о заграждение, пропарывает его, как тонкую жесть, и летит вниз. Каркас у него алюминиевый.

Неделю спустя я констатировал следующий факт: мир был избавлен от Пола Бреннена, но это совершенно не ощущалось. Если уж начистоту. Казалось, всем наплевать.

Это не значит, что я сожалел о своем поступке. Или что я ожидал от него чуда. Но прежде у меня было чувство, что если какие-то поступки, которые должны быть совершены, совершаются, то мир после этого становится лучше. По крайней мере, люди начинают лучше понимать, что творится вокруг.

Лично я испытывал облегчение. Это был тяжелый груз… Однако же я как сидел, так и продолжал сидеть, обхватив голову руками, и сознавал, что не продвинулся вперед ни на йоту.