– Давешним вечером он совершил особо тяжкое преступление, за которое ему вышибли мозги, – согласно закону, который царь издал незамедлительно после того, как это преступление было совершено. Однако же и после казни царь пребывал в столь расстроенных чувствах, что издал еще один закон, согласно которому в случае совершения особо тяжких преступлений виновными признаются и все кровные родственники преступника. А я у брата единственная родня, вот я и здесь. Мне обещали вышибить мозги сегодня.
– Старый добрый Полидект, – пробормотал Перси. – Уж он-то не упустит возможности устроить представление. Какую же такую измену совершил ваш брат, если царю даже пришлось издавать новый закон?
Агесилай внимательно изучил нижнюю часть своей бороды. По разочарованному виду, с каким он опустил ее обратно, стало ясно, что он не нашел в ней никаких признаков жизни.
– Видите ли, сэр, мой брат служил царским поваром, а стало быть, и главным палачом. А давеча вечером он где-то что-то упустил. Ну там не промазал как следует жиром или еще чего. В общем, вечером после казни наш большой котел треснул.
– Треснул! Вы хотите сказать, его больше нельзя использовать?
– Вот именно так! Раскололся как перезревший орех. Вы, конечно, можете смеяться, но этим котлом гордился весь остров! И ведь он был выкован не из бронзы там, или серебра, или золота – вы вольны мне верить или не верить, но его выковали из чистого железа! Да, сэр, у всего нашего острова не хватило бы средств на второй такой котел. Долгие годы – еще во времена моих прадедов – ушли на то, чтобы по крупицам собрать и переплавить все мелкие метеоры, что столетиями падали с неба. Да и так, говорят, плавили их не люди, а те ходячие рептилии. Разве можно теперь винить царя Полидекта за то, что он обозлился на моего брата и весь наш род? Лично я не могу. Взять хоть царя Ауриона – ну, того, которому Полидект воткнул нож в спину на празднике летнего солнцестояния, – вот Аурион покарал бы еще и родню по жене, да и друзей бы, пожалуй, не пощадил.
Перси присел обдумать пророчество, услышанное накануне от Гермеса. Правда, смахивало оно теперь не столько на пророчество, сколько на ловкую диверсию. Он усмехнулся. Что ж, по крайней мере, теперь ему хоть этой угрозы можно не опасаться.
– А что это за рептилии такие ходячие? – поинтересовалась Энн. Все это время она тихо сидела рядышком с Перси и только взяла его за руку, когда появилась надежда на то, что сбудутся и остальные обещания Гермеса.
– На этот вопрос не так легко ответить, – медленно произнес Агесилай. – Они все повымерли лет сорок-пятьдесят тому назад. Уже во времена моих прадедов их оставалось совсем немного, и число их быстро уменьшалось. Ну, они немного схожи с теми питонихами, что дружат с оракулами, да и на морских змеев – тех, что подобрее, – они тоже походили. Но умнее и тех и других. А еще у них были ноги… некоторые сказывают, что и руки тоже, – и они ходили по всему острову и творили чудеса. Научили нас гончарничать, это мне дед рассказывал, и…
– Эй, Агесилай! – Все трое задраили головы и увидели, как сверху падает, разматываясь, веревочная лестница. Мускулистый тип у решетки нетерпеливо махнул последнему по времени узнику. – Пора бум-бум. И давай быстрее, а? А то у нас после обеда игры с быками, и до них надо еще арену вычистить.
– Да у них тут ни дня без развлечений, – с горечью заметила Энн.
– Поймите нас правильно, – вздохнул старик, начиная карабкаться вверх по лестнице. – Нас тут на острове и так уже полным-полно, и уже скоро сотня лет, как ни войны, ни даже мало-мальски серьезного неурожая не было. Что может спасти от перенаселения лучше зрелищных казней? Полидект называет это «веселым контролем над численностью населения».
– Еще бы, – буркнул Перси. – Вот почему его зовут Веселым Царем Полидектом.
Позже пришел и его черед карабкаться вверх по лестнице и выслушать приговор: сразиться на арене с самыми жуткими чудищами, какие отыщутся только в царском зверинце. Полидект явно пребывал в мрачном настроении, поднять которого не смогло даже оглашение приговора в его любимой тронной зале. Он сидел, скособочившись на своем троне из наложниц, и смотрел лишь куда-то в стену перед собой. Даже приговор оглашал не он, а кто-то из придворных.
Перси сидел в камере для приговоренных, то и дело залезая рукой под одежду, чтобы ощупать кисет, когда к нему впихнули Энн.
– Тоже определили на корм монстрам, – сообщила она. – Пойдем на арену вместе. Остается молиться и надеяться на то, что Гермес знал, о чем говорил.
– А вас-то за что судили? Вы же ничего такого вроде не делали. Или они заносят в черный список уже за то, что вы остались живы?
– Ну, видите ли, меня доставили сюда с другого конца острова с целью предложить в гарем Полидекту.
– И как же вам удалось от этого открутиться?