- А как все живут, так и мы будем! - отрезала вдруг Татьяна. Трудности, так же как и отца в политике, её мобилизовали. - Начинаем новую трудовую жизнь простого советского человека!
Алексей деловито распоряжался относительно вносимой грузчиками мебели и вещей, и вскоре спортзал стал похож на склад мебельного магазина, где волею случая приютились беженцы.
- Как же мы будем все в одной комнате? - растерянно спросила Наина Иосифовна.
- Можно перегородки как-нибудь поставить, - предложила Татьяна. - Гений Иванович, - обратилась она к Безмозглому, - вы не могли бы нам соорудить что-нибудь наподобие перегородок?
- О чём речь, Татьяна Борисовна! Сбацаем! - охотно откликнулся Генька. - Из чего?
Все вещи и мебель уже были внесены, но два больших шкафа оказались лишними для этой комнаты и стояли в коридоре.
- Вот из них и делай! - ткнул пальцем в шкафы Борис Николаевич.
- Боря... - заикнулась было Наина Иосифовна. Но супруг так грозно зыркнул на неё, что та сразу поняла всю суетность своего возражения.
- Сбацаем, президент! - согласился Генька, с готовностью юркнув за инструментами.
«Вот такие и революцию в семнадцатом сбацали, - подумал Борис Николаевич. - А чтоб их, всех этих гениев безмозглых...»
- Пилю-стругаю, ЭВМ починяю! - появился с инструментами Генька и с радостью набросился на президентские шкафы. - Как комнату делить будем? - живо поинтересовался он.
- На три части, наверное, - предположила Татьяна. - Часть папе с мамой, часть нам с Лёшей, и детская.
- Резон! - согласился Генька. - Три ж окна, значит, каждому по окну.
- Ма, у меня что же не будет своей комнаты? - недовольно спросил Борис-младший. - Я что, вместе с Глебкой жить буду? Мне заниматься надо, он мне будет мешать!
- Не боись, я и тебе отдельный кабинет сбацаю, - подмигнул Борису Генька.
- А окно?
- Поделим!
Скоро, где мебелью, где досками от разобранных шкафов вся пятидесятичетырёхметровая комната была разгорожена на две больших и две маленьких комнаты. До потолка перегородки не доходили на добрый метр - не хватило материала.
- Шик-блеск! - воскликнул Генька, восседая на секции финской стенки и любуясь своей работой. - Имеете четырёхкомнатную квартиру, чего вам?
- Да уж... - тяжело вздохнула Татьяна.
- Ничего, - постаралась утешить семью Наина Иосифовна и обратилась к мужу: - Боря, ты вспомни своё детство: вы жили вшестером в одной комнатушке вместе с козой и спали на полу, прижавшись друг к дружке!
- Так это ж какие годы-то были! - возразил Борис Николаевич. - Это что получается - от чего ушёл, к тому и пришёл? Ради чего я работал? За что я боролся столько лет?! Эх! - в сердцах сказал Борис Николаевич и вышел, резко хлопнув дверью.
- Мам, не напоминай ты ему лишний раз, - попросила Татьяна. - Ты видишь, в каком он состоянии.
- Я же хотела его как-то поддержать...
- Пойдём лучше на кухню.
Женщины отправились разбирать коробки с посудой.
Вскоре на кухню вышел Борис Николаевич и смущенно обратился к соседям:
- А... стульчака в туалете у вас, что ли, не полагается?
- Стульчак, милый, у нас у каждого свой, - пропела Ниловна. - Идешь в сортир - неси свой стульчак. Сделал свое дело - уноси его к себе.
- М-да...
- А как же! Я однажды оставила свой стульчак, так на него какая-то образина ногами взграбасталась, - пожаловалась Ниловна и выразительно посмотрела на Софокла.
Софокл втянул голову в плечи и стал смотреть в окно.
- А мы и не прихватили своего стульчака, - растеряно проговорила Наина Иосифовна.
- У вас, небось, на прежней квартире голубой унитаз был, и стульчак в цветочек, - зло предположила Серёгина.
- И гирька на золотой цепочке! - заржал Софокл.
- Отстал ты от жизни, Софка! - ухмыльнулся Вовчик Железо. - Это у тебя в одном месте гирька подвешена. А на современных горшках нажимаешь кнопочку - и будьте-нате. Ты, Софка, хоть в магазин сходи, посмотри.
- С его рожей в магазин-то не пустят, - заметила Харита Игнатьевна. - Он же обязательно сопрёт что-нибудь.
- Не, я раз в помойке журнал с картинками нашёл, - миролюбиво сказал Софокл, пропустив мимо ушей замечание относительно его рожи, - а там в квартире красотища такая...
- Ты, Софокл, красотищу только на картинках и можешь увидеть, - заметила Харита Игнатьевна.
- Софокл - это тебя в честь философа древнего назвали что ли? - спросил Борис Николаевич.
- Папа, философом был Сократ, - поправила отца Татьяна. - А Софокл - драматург.
- Ну ты... ладно... того... - рассердился Борис Николаевич. - Что ж ты меня при людях позоришь? Умная больно, понимаешь... - Борис Николаевич с досадой повернулся и вышел из кухни.
Наина Иосифовна укоризненно посмотрела на дочь.