Вот пришел папаша Зю...

-  «Прирастать талантами земля наша будет Сибирью», - процитировал вдруг Ёлкин. - Кто это сказал?

- Михаил Ломоносов, Борис Николаевич, - послушно ответил директор ФСБ.

«Умён», - снова отметил про себя президент, в который раз одобряя свой удачный выбор. И обратился к Геньке:

- Ну давай, рассказывай, Кулигин ты наш.

- Кулибин, папа, - деликатно поправила отца Татьяна. - Кулигин - это у Островского.

«И эта умна, - подумал Борис Николаевич. - Вся в меня. Но могла бы и промолчать».

- Ну ты, ладно, того... - пробурчал он. - Кулигин - Кулибин... понимаешь. Рассказывай! - приказал он Геньке.

- Да чё рассказывать-то? - совсем оробел Гений Иванович. - Вот... как в восемьдесят пятом году вышел указ Гробачёва... Мы его тогда «минеральным» секретарём прозвали, - снова осклабился Генька, но тут же испугался: может, у них это оскорбление личности считается? И сбивчиво продолжал: - Ну вот... штрафы, значит, за самогоноварение пошли бешеные. А у кого аппарат найдут - так и засадить могли. И стали люди свои аппараты выбрасывать. Я тогда лесником работал... Идёшь, бывало, по тайге - а под кустами аппараты валяются. И такие все хорошие, на совесть сделанные: для себя ж делали... Ну просто сердце кровью обливается: такое добро пропадает!  Стал я их подбирать, да к себе в сарай стаскивать. Изба моя лесничья в тайге стояла, да ещё кобель злой был у меня тогда - Маркедон назывался. Так ко мне никто и не сунулся. Почти целый сарай насобирал я этих аппаратов. Ну сидел я с ними, собирал, чего-то кумекал. А потом... когда в конце девяносто первого Гардай этот объявил, что цены с нового года отпустит... Ну, тут  началось, сами знаете: все стали в магазинах всё скупать, будь оно неладное. Сонька, жена моя, за макаронами в сельпо стояла. Давка такая была... Трёх человек толпа задавила тогда... Ну... и... Соньку мою... тоже. Да пропади они пропадом, эти макароны!  Я их с тех пор видеть не могу!

Генька умолк, сделал паузу и продолжал:

- Сначала-то я запил, конечно. Года три не просыхал. Благо, аппаратов было навалом: бери любой, да гони. А потом надоело мне это дело. Стал я снова кумекать да колдовать в своём сарайчике. И вот - скумекал! - Гений Иванович горделиво посмотрел на свою SОНЬКУ. - Пока она у меня только на три года назад возвращает. А я хочу, чтобы снова в девяносто первый вернуться, да жёнку свою за макаронами этими проклятыми не пустить. Тоскую я по ней...

- И ты что же, испытывал машину-то свою? - спросил Борис Николаевич. - Возвращался на сколько-нибудь назад?

- Да я уж раза два в девяносто пятый гонял, - сказал Гений Иванович. - Один раз недавно вот с его сотрудниками, - указал  Генька на Паутина.

- Было такое, - подавя довольную улыбку, согласился директор ФСБ.

- Ну!? - удивленно поднял брови Ёлкин. - И как оно там?

- А так, как было в девяносто пятом, Борис Николаевич. Доллар четыре тысячи, то есть, по-нынешнему, четыре рубля стоил, - улыбаясь, сказал Паутин. - Был, так сказать,  краткосрочный эксперимент в целях проверки.

- Машина моя ещё не усовершенствованная, - продолжал Генька. -  И с норовом. Однажды меня аж в девяносто третий занесла. Я Маркедона с собой взял. А он там любовь закрутил с соседской Ангарой. Вернулся я обратно без Маркедона. Пытался несколько раз снова туда попасть - нет, не получается пока.

- Борис Николаевич, возможно! - воскликнул Валентин Юнашев. - Видите, он с псом в девяносто третий перебросился, а вернулся без него. Значит, изменять события возможно!

Ёлкин довольно крякнул.

- А на чём она у тебя работает? - спросил он.

- Тут у меня схема такая, - оживился Генька. - Ежели заливаешь её брагой и перегоняешь в самогон, получается прямой процесс - переносишься вперед. А ежели наоборот - самогон перегонять в первоначальную стадию браги, пойдет обратный процесс - возвращаешься назад. У меня там закрытая циркуляция.

- Гений Иванович, - обратился к умельцу до того молчавший и внимательно всё слушавший один из приглашённых башковитых, - вы не могли бы нам объяснить принцип работы вашей... так сказать... машины времени? Мы с коллегами вот уже несколько дней пытаемся разобраться в её схеме... и, простите, ничего не понимаем.

- А я и сам не понимаю, как она работает, - развёл руками Генька. - Вот сюда заливаешь, вот тут открываешь, вот тут рвёшь рубильник на себя и - процесс пошел, как говорил наш «минеральный».

- Гений Иванович, - спросила Татьяна, - а в будущее вы когда-нибудь перемещались?

- Не-а, - почесал в затылке Генька. - А чего там делать-то? Дорожает всё. Чёрт-те знает, какие цены будут годика через два. Я когда в девяносто третий гонял, глядь - водка копейки стоит по нашим-то ценам! Хотел взять ящик, так деньги тогда другие были. Облизнулся только.

- А чё это, Гений Иванович, имя-то у тебя такое? - перешел на неофициальную часть беседы Борис Николаевич. - И фамилия... Прозвище, что ли?

- Не-а, - снова осклабился Генька. - Мы завсегда Безмозглыми были. Ну, папаше надоело это, он  решил: пусть хоть один умный будет, в гениях походит. Вот и назвал меня.