Вот сижу я на санях

Я ехал на своих санях, укутавшись лёгким полушубком, сложив руки на груди, засунув каждую в противоположный рукав. Я лежал в гробу, в совершенно новом гробу, час назад законченном мною в кладбищенском отцовском сарае. Рядом, на обесцветившемся за зиму, сене лежала, сверкающая на солнце, пахучая сосновая крышка. Я лежал в гробу и втягивал носом очаровательный запах живицы. Пахло не только смолой, мокрый снег тоже имел свой особый запах. Пахло и конским навозом, и чуть-чуть сеном, и костром – от старого полушубка. Даже небо, казалось, пахнет – солнце залезало лучиком в нос и заставляло чихнуть. Перепархивающие в небе птицы – жаворонки уже, что ли? – щекотали тенью лицо – я снова вспоминал, как меня утирал отец. Лицо моё невольно растягивалось в улыбке, глаза закрывались. Лошадка шла ровно и неторопливо, под длинной льняной чёлкой угадывались мутноватые, уже плохо видящие, но умные, всё в лошадиной жизни узнавшие и всё простившие, глаза. Я мог быть совершенно спокоен за неё и за себя. Она довезёт куда надо. Разве что, постоит полчасика на том самом месте, где у нас всегда бывают заторы – ну, передохнёт. И я посплю. Отчего бы не поспать? – на этом солнце так и размаривает – чай, не замёрзну.

    Не я первый придумал эту моду ездить домой в гробу. Не у меня одного отец занимался подобным промыслом. Ещё в самом раннем детстве я наблюдал мальчишек, которые лихо скользили нам навстречу с ослепительно сияющих снеговых гор. У каждого на санках было по гробу. Некоторые сидели в этих гробах, другие лежали – и на спине, и боком, и на животе – кому как удобно или кто как хотел выпендриться. Некоторые тащили санки с гробом за собой на верёвочке. Других везли лошади. В то время в посёлке как раз, кажется, был особенно массовый замор, так что и гробы требовались в массе. И вот все сыновья гробовщиков и катафальщиков, все дружки этих сыновей с удовольствием помогали доставлять изделия по адресам. Большинство гробовых мастерских было расположено рядом с лесопилкой, а значит и рядом с кладбищем. Мой отец почему-то долго держался особняком и делал свои гробы в посёлке – может, мать не хотела, чтобы он отдалялся от дома? – но потом и она не сумела его удержать.

Пока же мастерская у отца была рядом с домом, ещё чаще чем на похороны, нам приходилось ездить в сторону кладбища за материалом. Впрочем, отец брал меня не всегда, а только когда был в хорошем настроении. А в хорошем настроении он бывал после того, как ему хорошо заплатят. Тогда он себе и выпить позволял и сына-неженку на санях покатать.

Случалось, попав в особенно долгий затор, мы на обочине устраивали целые пиры. Один раз, под Рождество, отец на костре зажарил целого барана. Тут были и дядя, и мать, и даже сёстры – одна бабушка осталась дома, а старший брат ушёл к друзьям. Мать-то согласилась прокатиться только потому, что сёстры очень просились, а у неё день был свободный и вообще – под праздник – уж лучше она вместе с мужиками погуляет, чем даст им одним гулять. Всё взяли с собой – и баранину, и кислую капусту, и солёные грибы, и водку конечно же. И чай на костре приготовили, и пирогом нас, детей, угостили – он ещё даже не совсем застыл, схоронился под рогожами. Искры от костра летели высоко-высоко, уголья трещали и прыскали от капающего на них бараньего жира. Одна из сестрёнок полдороги куксилась, должно быть, заболевала, но тут и она повеселела – стала подбрасывать в огонь разные валяющиеся поблизости соломинки да палочки. Даже нашей лошадке мы дали кусок пирога. Вообще-то, мы ехали в этот раз аж на трёх санях. На одних, передних – покойница, какая-то наша троюродная бабушка, с ближайшими её родственниками; на других – дядя с остальными родственниками покойной; а на третьих – мы семьёй. Покойницу – чтобы не занесло снегом – пока везли в закрытом гробу.

В ту зиму под Рождество народу сразу умерло множество. Караван от посёлка до кладбища вытянулся саней в пятьсот – все ехали, как и мы, по нескольку упряжек – но и одних покойников было никак не меньше сотни. Вся дорога была устелена еловыми лапами и пластмассовыми искусственными цветами. Погода стояла пасмурная, снег валил на землю громадными липкими хлопьями, так что даже трудно было дышать – того гляди, куском снега подавишься. Но настроение у всех было приподнятое – сразу столько народа, столько покойников, столько впечатлений! – особенно, конечно, радовались дети – они ещё не умели толком грустить о чужой смерти, разноцветье валяющихся на пути цветочков их скорее веселило, раздавленные еловые лапы пахли так пронзительно и возбуждающе.