— Мы должны осознать, что внедрение практического бессмертия кардинально отличается от технологического прорыва, в обычном понимании этого термина, — сказал Лобов проникновенно, его голос едва заметно дрожал, он говорил об очень серьезных вещах.
— Почему? — спросил Зимин вовсе не для того, чтобы позлить Лобова, ему на самом деле было интересно.
— Это очевидно. Поведение людей, соглашаемся мы с этим или нет, строится на удовлетворении трех основных потребностей. Это поиск пропитания, продолжение рода и жажда доминирования. До сих пор развитие технологий способствовало решению этих задач. Сейчас эта триада оказалась поколеблена. Потребности в продолжении рода больше не существует. Точнее сказать, она ослабла самым прискорбным образом.
— Чего это вдруг? С какого перепугу?
— Сами подумайте. Слова «я не пожил, как следует, так пусть дети мои поживут», потеряли актуальность. Отныне человек сам для себя становится и предком, и потомком. Немедленно перестает работать механизм наследования. Люди больше не обязаны заботиться о своих потомках, необходимость передавать детям накопленное состояние отомрет естественным путем. Отныне вновь рожденные больше не продолжатели рода и семейных традиций, а конкуренты. Из человеческой практики исчезнет даже, казалось бы, извечное желание хвастаться достижениями своих детей. Да и дети быстро излечатся от любви к своим родителям. Легко догадаться, что относиться они будут к ним, как к злейшим врагам, поскольку старики будут занимать их рабочие и общественные места, которые обязательно достались бы им, если бы не практическое бессмертие. Привычные социальные лифты, которые и без того загибаются, окончательно перестанут работать, что естественным образом приведет общество к еще большему расслоению.
— Грустно! — сказал Зимин.
— Это одна из множества проблем. Надо понимать, что как только мы расправимся с одной из трех человеческих потребностей, немедленно рухнут и две остальных. Люди перестанут быть людьми.
— Об этом стоит написать.
— Ловлю вас на слове.
Писать по заказу Зимин не любил, точнее, не умел. Но сюжет показался интересным. Был у него один знакомый парень — Федор Лагров. Очень серьезный и практичный человек. Он наверняка добьется карьерного роста в новой науке. Про него и следовало написать.
Дело шло к вечеру. Лагров читал «Интеллектуальный листок». Отыскался интересный текст. Агент Временной Комиссии по нормализации пытался объяснить с точки зрения новой науки для чего необходимо вкладывать деньги в схоластический анализ темной энергии. У Лагрова появилось подозрение, что автор скрывает что-то важное, но это, скорее всего, было не так, просто он не научился внятно излагать свои мысли.
— Хочу ребенка, — сказала Лариса.
— Прости, не расслышал.
— Я хочу ребенка.
— А-а… Хоти. Хотеть не вредно. Психоаналитики утверждают, что в некоторых случаях это даже полезно, — сказал Лагров, смысл слов подруги до него дошел не сразу. Есть вещи, о которых думать нехорошо.
— Не юродствуй.
— Нет, в самом деле… Чего это вдруг? Что за странное желание посетило тебя ни с того ни с сего? Ты поняла причину?
— Нет.
— Будь добра, соберись, возьми себя в руки.
— На свете есть вещи, которые не имеют логического объяснения.
— Постой, не хочешь ли ты сказать, что подала заявку?
Лариса молча протянула Лагрову вскрытый конверт.
— Не буду читать.
— Это ничего не поменяет, ты уже знаешь.
Пришлось взять. Было очень страшно. Руки дрожали. Но Лагров заставил себя прочитать резолюцию: «Ваша просьба удовлетворена. Разрешение действительно до 25 мая». Ужасу, охватившего его, не было предела.
— Надеюсь, это еще можно переиграть?
— Нельзя.
— Ты уже подумала, как убьешь человека?
— Да. Я поручу это сделать тебе.
В успешных обществах, где гражданам гарантированы практическое бессмертие и вечная молодость, неизбежно должны быть приняты законы, контролирующие текущую численность населения, в частности, понятное и разумное ограничение рождаемости. Специалисты рассчитали, что для равномерного наделения неотчуждаемым счастьем и прочими удобствами нужно поддерживать численность населения на постоянном уровне. Проще говоря, если вы собираетесь завести ребенка, то должны дождаться, когда кто-нибудь из ваших знакомых умрет. Понятно, что среди людей, обладающих практическим бессмертием, обычная смерть — событие не частое. Приходится стоять в очереди лет пятьдесят, если не больше. Оставалось надеяться, что кто-нибудь из родственников добровольно откажется от собственной жизни в пользу не рожденного еще ребенка. Редко, но такое случается.
В семье Лагрова сроду дураков не было. Единственным человеком, которого можно было развести на совершение этого благородного, но безрассудного поступка, был отец Лагрова. Он был идеалист и моралист. Лагров подумал, что уговорить его будет не трудно. Нужно будет только подобрать логически непротиворечивые доказательства, которые бы заставили отца сделать правильный выбор. Намечался диспут, забавная интеллектуальная игра, от подобных забав отец был без ума.