Два дня пролетели мгновенно. Приемка и облет самолетов вскоре были закончены. Пришла пора расставания. Полк улетал на фронт.
В условиях суровой зимы 1941/42 года перелет полка на фронт был делом непростым как для летного, так и для технического состава. Во-первых, не было времени как следует освоить самолеты в воздухе. Во-вторых, немало трудностей возникало в связи с тем, что по-прежнему не хватало необходимых средств обслуживания на аэродромах. Взлетные полосы, как правило, были укороченные, так как не было снегоуборочных машин и другой техники. Существенно осложняли дело лыжи: производство авиационных колес в то время трудно было наладить из-за нехватки резины и по другим объективным причинам, поэтому вместо колес на наших «яках» были лыжи, а это создавало дополнительные трудности. Летчикам следовало быть предельно внимательными при взлете и при посадке. Лыжи увеличивали лобовое сопротивление, что несколько снижало скорость. Но худшее заключалось в том, что иногда в бою от резких эволюции машины лыжи сходили с замков и самолет забрасывало, что делало его почти неуправляемым. Много хлопот было у техников, поскольку при посадке кронштейны, на которых крепились лыжи, быстро выходили из строя. Ночами, при сильных морозах, нашим техникам приходилось снимать лыжи, заваривать втулки, причем делать все это в кустарных условиях, пользуясь лишь подручными средствами. Порой лыжи ремонтировали, как говорится, на живую нитку — чтобы только выдержали один вылет, а потом начинали все сначала. Этот период — зима 1941/42 года — был чрезвычайно тяжелым для технического состава полка.
Перелет на фронт прошел благополучно. Лишь однажды, под Воронежем, совершил вынужденную посадку на заснеженное поле летчик Давыдов, но сел он мастерски и вскоре после устранения неисправности продолжил полет.
Наши первые зимние аэродромы были обыкновенными полевыми площадками. Располагались они на харьковском направлении. В мирные годы испокон веку эта земля знала только тяжесть хлеба. Сейчас она, промерзшая, укрытая снегом, приняла на себя наши машины, и то, что всегда называлось полем, стало называться аэродромом. Запомнились полевые площадки возле поселков и сел Великий Бурлук, Шиповатое, Щенячье, а позднее — Бригадировка. Зимой сорок второго года мы еще не предполагали, что с этих площадок нам предстоит действовать несколько долгих месяцев, что харьковское направление к лету станет именно тем участком огромного фронта, на котором произойдут драматические события, во многом повлиявшие на весь дальнейший ход борьбы на юге. Зимой сорок второго года, прибыв на фронт на новеньких «яках», мы ничего этого не знали, но чувствовали, что обстановка на нашем направлении сложилась непростая.
Противник по-прежнему имел преимущество и в количестве и в качестве техники, немецкие летчики обладали солидным боевым опытом, были хорошо подготовлены, и драться с ними было очень нелегко. По-прежнему немецкая бомбардировочная авиация действовала активно и наносила большой урон нашим войскам. Нам предстояло не только прикрывать наши войска с воздуха, но и активно поддерживать их штурмовыми действиями по боевым порядкам противника. В такой обстановке полк и приступил к боевой работе.
Аэродром Щенячье запомнился не только своим названием. Щенячье — маленький железнодорожный разъезд, расположенный восточнее Харькова. Весь разъезд состоял из небольшой красного кирпича будки и какой-то пристройки, от которой к югу тянулось заснеженное поле. Его укатали, сделали на плотном снегу взлетную полосу, и поле стало аэродромом. Полоса была расположена неудачно: одним своим концом она упиралась прямо в разъезд, и взлетать приходилось, едва не цепляя лыжами крыши постройки. Да и коротковата была полоса, и случалось, при самой небольшой неточности в расчете летчика могло вынести за пределы полосы с малоприятными последствиями. В конце концов нужда заставила нас приспособиться работать и в этих условиях. Иногда, чтобы не выскочить за пределы полосы, мы просто-напросто на пробеге при посадке разворачивали самолет юзом и таким образом гасили скорость. Прием этот требовал незаурядного мастерства.