Воздушные бойцы

Другая особенность Щенячьего заключалась в том, что эта местность практически была лишена каких-либо ориентиров. Определенный плюс в этом был: немцам с воздуха было трудно обнаружить аэродром. Но и минус был серьезный: нам тоже не всегда удавалось сразу выйти на Щенячье, а из боя мы чаще всего возвращались на последних каплях горючего. Радиообеспечения посадки тогда не было. Я однажды после тяжелого боя вывел группу восточнее Щенячьего. Сверху я видел железную дорогу и вокруг нее занесенные снегом поля. Как тут определить — Щенячье это или не Щенячье? Вот я и промахнул восточнее, в сторону Купянска, и вдруг интуитивно почувствовал, что промахнул. Ориентиров по-прежнему нет. Если лететь до Купянска, чтобы убедиться в своей ошибке, то на обратный путь не хватит горючего. Если крутиться над снежными полями — то же самое… В запасе всего несколько минут летного времени, придется сажать группу на вынужденную черт-те где…

Развернувшись, повел группу к западу и вскоре вышел на разъезд, с трудом определив его по едва заметному бугорку кирпичной будки. Садились с почти сухими баками. У Баранова гора с плеч свалилась: он-то хорошо понимал, что значит посадить на вынужденную шесть — восемь истребителей. В условиях интенсивной боевой работы это означало бы на длительное время лишить полк половины боеспособного состава. Но командир ничем не выдал своего беспокойства и того нервного напряжения, которого стоило ему ожидание нашего возвращения. Выслушав мой доклад, он коротко и спокойно приказал: «Теперь — отдыхать!» Каждый предстоящий день был ничуть не легче прошедшего. Он мог быть только труднее, поэтому командир всегда был сдержан, общался с летчиками ровно и приветливо и не позволял себе разряжаться излишне эмоционально даже в тех случаях, когда это каждому было бы понятно.

Ночевать нас возили километров за десять в деревеньку. Там ждала натопленная изба — красноармеец топил печь. — мы без долгих разговоров укладывались и тут же засыпали. А рано утром — снова на аэродром.

Погода в январе была неустойчивой и сильно осложняла летную работу. Радиосвязи в воздухе между летчиками не было. Во время вылета вся ответственность ложилась на ведущего. Ведущих у нас было немного. В первых же боях погиб командир эскадрильи Ионов. Нагрузка на ведущих увеличилась. К чести наших ребят — полк продемонстрировал высокую боеспособность и прекрасную летную подготовку. За все время зимней работы у нас не было ни одного случая вынужденных посадок из-за потери ориентировки.

Долгое время нас использовали главным образом для ведения штурмовых действий по войскам противника. При этом нередко приходилось вести воздушные бои, но это было неизбежно: в ту пору самолетов типа Ил-2 на нашем участке не было. Летали в основном в районы западнее Лозовая — Лихачеве. Как ведущий, я знал, какое испытываешь напряжение, когда выводишь группу на цель в точно установленное время. В группе должно быть отлично налажено взаимодействие, а это возможно только при полном взаимопонимании летчиков.

Однажды в полк пришло сообщение о том, что в районе Ново-Ивановки под Лозовой накапливаются войска противника. Надо было их накрыть, пока они не рассредоточились, и я повел группу из восьми самолетов. На цель вышли точно, при подходе к цели перестроились в правый пеленг. Замыкающая пара должна была подавлять зенитки. С хода, с небольшим левым доворотом, я вошел в пологое пикирование, одновременно выбирая цель.

Мы произвели четыре захода, уничтожая гитлеровскую пехоту и автомашины. Меняли направление заходов. Я всегда требовал от летчиков выхода из атаки на предельно малой высоте — это уменьшало потери от огня противника и действовало на гитлеровцев морально. Каждый, кому хоть раз довелось быть на земле в тот момент, когда над его головой с ревом проносится самолет, поливая все вокруг пулеметно-пушечным огнем, знает, что лишь в редчайших случаях у человека достает выдержки и хладнокровия прицельно стрелять в боевую машину, которая идет на огромной скорости, сея панику и ужас. В такие мгновения человеку хочется лишь одного: упасть, спрятаться куда-нибудь, закрыть глаза и уши — только бы не слышать этого рева и треска очередей.

Работали мы пушками и эрэсами. Эти реактивные снаряды с огненными хвостами были словно предназначены для штурмовых действий — не случайно ими вооружали Ил-2. А их моральное воздействие на противника трудно переоценить.