Воздушные бойцы

Там же, под Харьковом, повстречали мы еще одну фашистскую новинку — итальянский истребитель «Макки-200». Летно-технические данные у этого самолета оказались совсем невысокими, и вскоре, не имея возможности противостоять в боях нашим машинам, он исчез.

По-прежнему основными противниками в воздухе были «мессершмитты». Зимой, когда фронт под Харьковом стабилизировался, наша боевая работа приняла режимный характер. Но нагрузки были высокие.

В конце февраля во время штурмовки зенитным огнем был подбит самолет летчика Давыдова. Давыдов прибыл к нам в полк в сорок первом году в составе группы летчиков-инструкторов Батайского авиационного училища. Он давно уже стал старожилом части. Летал Давыдов отлично. Человеком был скромным и, в отличие от записных полковых шутников, лишних слов не произносил и вообще был немногословен. Давыдова уважали и обращались к нему по отчеству — Потапыч. И вот, развернув поврежденный самолет, Давыдов, теряя высоту, тянул к своей территории. Летчики группы, с которыми он летал, сопровождали его. Давыдов, судя по всему, выжимал из машины последнее, чтобы дотянуть до аэродрома. Но все же ему пришлось пойти на вынужденную. Место посадки летчики отметили на своих полетных картах, и командир полка приказал отправить группу помощи и эвакуации к месту посадки Давыдова. Под вечер эта группа убыла, а на следующий день, к полудню, на дороге, ведущей к аэродрому, мы увидели белый Як-1 в упряжке пары волов. Погонял волов какой-то паренек, а рядом с упряжкой несколько усталый, но как обычно невозмутимый шел Потапыч.

Оказывается, прежде чем прибыла отправленная Барановым группа, Давыдов на месте, в селе, где он произвел посадку, раздобыл волов, впряг их в упряжку и потащил самолет на лыжах к аэродрому. Группа же помощи вообще заблудилась и лишь к вечеру вернулась на аэродром. Полковые художники быстро сориентировались, и к ужину в столовой уже висела беззлобная карикатура: волы с крылышками буксировали «як», в кабине сидел Потапыч и подгонял волов кнутом…

За находчивость командир объявил Давыдову благодарность, а мы потом частенько вспоминали эту упряжку. По обыкновению, тревожный эпизод, который хорошо закончился, воспринимался с юмором.

Через месяц с небольшим, в апреле, после очередного успешного вылета на боевое задание группа летчиков возвращалась на аэродром. Поочередно шли на посадку. Вот коснулся грунта и побежал по полосе «як» Потапыча. И в тот же миг, на глазах у всех, кто был в этот момент возле полосы, из низких рваных облаков выскочил «мессершмитт», дал по самолету Потапыча всего одну очередь и тут же снова ушел в облака.

Потапыча осторожно вынесли из кабины и тут же отправили в полковой лазарет. Он был ранен в голову. Некоторое время парализованный летчик лежал в лазарете, и ми навещали его. Долго быть с ним нам не разрешали. Потапыч лишился речи. Парализованы были также рука и нога. Он смотрел на нас, и в глазах его были слезы. Плакал Потапыч беззвучно. Он был в ясном сознании и все понимал. На У-2 его отправили в Воронеж, и там через несколько дней он скончался.

Говорят, на войне ко всему привыкаешь. Это и так, и не так. Просто воюющий человек живет в ином эмоциональном состоянии, которое продиктовано длительным и привычным внутренним напряжением. Все на войне сжато: время, события, эмоции, сама жизнь. Но от этого переживания глубже и острее. Когда мы теряли таких людей, как Потапыч, мы много не разговаривали — не принято это было. Но внутренне еще больше сближались, как бы закрывая в нашей полковой семье еще одну брешь, нанесенную войной.

Летчики двух наших эскадрилий жили очень дружно. Если надо было подменить заболевшего товарища — никаких разговоров не возникало, хотя шутка ли: лишний раз лететь в бой, когда ты знаешь, что отработал все. На фоне этой бескорыстной самоотверженной дружбы отдельные эпизоды противоположного толка запоминались накрепко. Их было не много, но все же были.

Несколько своеобразно начал воевать в нашем полку летчик Родионов. Когда мы вылетали на прикрытие наземных войск, каждый летчик имел в строю строго определенное место. Ясно, что от того, как летчики держат строй, во многом зависит исход воздушного боя, твоя собственная жизнь и жизнь твоих товарищей. К новичкам, которые иногда ломали строй, относились с некоторым снисхождением: нет должного опыта, надо объяснять, учить. Но к опытному летчику за такие нарушения подходили строже.