Воздушные бойцы

Все наши машины были разные. Каждому, кто хоть как-то причастен к технике, известно, что двух одинаковых машин не бывает. Казалось бы, серийная машина, один и тот же завод выпускает, с одного конвейера сходят, а тем не менее у каждой свои отличительные особенности. Так было и с нашими «яками». Были машины, как мы говорили, «легкие», которые «ходили за газом». Были «тяжелые», «дубовые». Конечно, надо учитывать еще и то, в каких условиях налаживался серийный выпуск самолетов. Наши «яки» были первой серийной продукцией саратовцев. Производственный процесс на заводе был в стадии освоения и налаживания, и, конечно, все машины никак не могли бишь одинаковыми.

Усилия личного состава по изучению особенностей своих машин дали неплохие результаты. Мы стали подлинными хозяевами самолетов. Открылись резервы повышения скорости, скороподъемности. Все это самым непосредственным образом сказывалось во время выполнения боевых заданий.

В конце февраля неожиданно наступила оттепель. Снег подтаял, стал рыхлым. Мы уже имели солидный опыт взлета и посадки на укороченной полосе, но все же в первый день оттепели лыжи основательно подвели нас…

Лыжи, с которыми мы мучились всю зиму, казалось, уже никаких сюрпризов преподнести не могут. Во всяком случае, я достаточно хорошо приспособился ко всяким особенностям, связанным с эксплуатацией самолета на лыжах, и ничего худого от них не ожидал, когда в первый день оттепели готовился со своей группой к очередному вылету. Утром все уже сидели в кабинах, я, как ведущий, первым вырулил на полосу. Следом за мной вырулил мой ведомый. Скольжение по полосе было нормальным, но взлет наш был задержан. И мы до полудня ожидали команды на старте. Наконец команда была дана. Я дал сигнал ведомому — летчику Лаврентьеву — и вторично начал разбег. Тут уж я с первых метров почувствовал что-то неладное. Самолет был в порядке, двигатель работал нормально, но скорость против обыкновения нарастала очень медленно. Слева спереди тем временем быстро приближалась наша аэродромная землянка. Отрыв уже должен был произойти, а я все еще бежал по полосе. Стал пробовать слегка подрывать самолет. Лыжи хлопали, но затем вновь прилипали к влажному снегу. Землянка и заправочные средства приближались. Положение становилось критическим.

Я энергично подорвал самолет, но он стал ложиться па правое крыло. Столкновение с препятствиями стало неизбежным! Дальше я действовал чисто автоматически: резко убрал газ и в какой-то секундный миг нашел узкую щель в том направлении, куда мчался мой самолет. Щель открылась между землянкой и средствами заправки. Мелькнули люди, разбегающиеся в разные стороны. Проскочив в эту щель, самолет попал на неровную, нерасчищенную снежную целину за аэродромом. «Як» подбрасывало, я с трудом удерживал его от разворотов. Когда скорость уменьшилась, я развернул машину юзом, немного проскользил вперед и остановился. Несколько секунд сидел в кабине, откинувшись и ни о чем не думая. Стояла неправдоподобная тишина. Лоб мой моментально покрылся испариной.

Лаврентьев, взлетавший за мной, был менее удачлив. Его «як» врезался в заправочные средства, летчик получил серьезные ранения и впоследствии был списан с летной работы. Причины этого происшествия были ясны: подтаявший липкий снег не позволил развить на пробеге нужную скорость, а полоса была слишком короткой…

После этой неудачи мы всеми подручными средствами стали удлинять полосу и уплотнять снег. Но все равно до тех пор, пока мы окончательно не сменили лыжи на колеса, у нас по-прежнему было много ежедневных хлопот и проблем.

В конце февраля наш полк был переброшен на площадку возле села Великий Бурлук. В этот период восточнее Харькова мы впервые встретили в воздухе немецкий истребитель «Хейнкель-113». Эти самолеты использовались в бою совместно с «мессершмиттами». Мы обратили внимание на одну важную особенность Хе-113. Это был очень маневренный истребитель, который в бою на вираже имел явное преимущество перед всеми известными нам машинами. Это, конечно, не могло не насторожить нас. Но вскоре после нескольких воздушных боев мы убедились в том, что насторожившая нас особенность, пожалуй, является единственным достоинством Хе-113. Оказалось, что на вертикали этот самолет явно уступает «яку», что горит он превосходно, даже лучше, чем другие немецкие машины, и что самое уязвимое его место — водяной радиатор, расположенный в центроплане. Стоило попасть в крыло, и от самолета начинали тянуться белые струи. Поначалу мы не понимали природу этого явления и думали, что такой след есть не что иное как результат пилотирования с большой перегрузкой. Но природа белых струй оказалась сугубо прозаической, и в последующих боях мы стали чаще поражать радиаторы Хе-113. Недолгую жизнь прожил этот самолет на фронте. По крайней мере, на советско-германском фронте.