Воздушные бойцы

Приближаемся к линии фронта. На земле видны редкие вспышки — вероятно, идет перестрелка. Видны обгоревшие дома. Кое-где стелется дым. У Северского Донца темнеет лес. Снежный покров побурел, кое-где покрыт темными пятнами.

Все это я фиксирую автоматически, почти подсознательно. Вдруг справа, почти на одной высоте с нами, вижу группу из шести Ме-109 и тут же, чуть ниже, — группу бомбардировщиков Ю-88 и Ю-87. Сзади, на одной высоте с бомбардировщиками, идут еще двенадцать Ме-109. Всего двадцать пять самолетов противника.

Немцы нередко использовали истребители Ме-109Е в качестве штурмовиков. Под плоскостями к ним подвешивали бомбы, а когда они освобождались от бомб, то начинали действовать как обычные истребители. Я увидел, что эти 12 Ме-109Е, которые летели за бомбардировщиками плотной группой, шли в качестве штурмовиков. Следовательно, прикрытие составляли те шесть Ме-109ф, которых я заметил чуть, раньше. Хотя эти шесть «мессершмиттов» шли немного выше всей группы, все же все вместе самолеты противника держались весьма компактно и не делали каких-либо перестроений. Я понял, что нас они пока не видят.

Мартынов и Скотной установленными сигналами уже обращали мое внимание на вражеские самолеты. Я же в тот момент был занят лишь одной мыслью: не дать противнику нас обнаружить. Поэтому я просигналил ребятам: «Вижу! Всем — внимание! Следить за мной!» Решение было принято. Необходимо было выполнить небольшой доворот всей группой влево, уйти на юго-запад с набором высоты и атаковать противника с запада. Это обеспечивало нам внезапность атаки и, следовательно, преимущество.

После набора высоты я дал команду к развороту вправо, и с небольшим снижением, с газком, мы вышли на прямую для атаки. Бомбардировщики и истребители противника начинали какое-то перестроение, но только начинали!

Каждый из нас в этой массе сам себе выбирал цель. Исход боя теперь зависел от этой первой атаки.

Вот и цель. Открываю огонь. В нос бьет запах пороховых газов, сохнет во рту. Есть попадание! Тут же, боковым зрением, вижу разваливающийся справа Ю-88 — это пустил эрэсы Седов. Теперь все смешалось: мы в общей группе. Главное — не столкнуться. Слева, справа, сверху идут трассы. Действуем парами: каждый в расчлененном строю противника выбирает себе цель. Бью по Ме-109. Хорошо! Есть попадание и горит! Слева отдельно, само по себе, промелькнуло крыло с крестом. Кто-то, значит, развалил. Эрэсы не подводят. Истребители Ме-109ф маневрируют наверху. Но вот, кажется, одна наша пара завязала с ними бой. Пора выбираться из этой каши.

Самолетов становится меньше: противник уходит. Спасаются разрозненно: в одиночку и парами. Расходятся в основном в двух направлениях — на север и на запад. На земле горят обломки, видны разрывы бомб, сброшенных куда попало. Удирает одиночный Ме-109. Преследуем его и сбиваем. Главное сделано. Первая атака была удачной: уничтожили сразу четыре самолета, из них два бомбардировщика. При преследовании разрозненной группы сбили еще три самолета.

Подаю сигнал сбора. Вижу самолет Скотного: снизу от самолета срываются белые струи. Видимо, попадание в радиатор. Подходит еще один «як» — кажется, Соломатина. Конфигурация у самолета какая-то необычная. Сближаемся, и я вижу, что у «яка» сбита передняя часть фонаря. Спасаясь от встречной струи воздуха, Соломатин пригнул голову так, что сразу его и не видно… Ну кажется, все: остальные в полном порядке. Никак не встанут на свои места, все маневрируют. Ну вот — собрались! Идем на аэродром.

Пристраиваются поближе, поплотнее. Я хорошо понимаю своих друзей: идем с победой! Хотят пройти над родным аэродромом с «прижимом». Ну что же, прижмем! Ходить с «прижимом» означало на нашем языке ходить как в парадном строю. Обычно это плотный строй, в котором масса машин движется в едином ритме, что само по себе свидетельствует о мастерстве летчиков, торжественности момента и приподнятом настроении. Праздничный строй! Да у нас и в самом деле праздник! Откровенно говоря, на моих глазах, если считать от начала войны, это первый столь результативный победный бой. Бой, проведенный по всем правилам тактики, со знанием своей силы и с максимально полным использованием возможностей новых отечественных истребителей. Наконец, это мой первый бой, в котором враг разбит наголову, в котором большая группа вражеских самолетов растаяла, не достигнув цели. Бой, в котором опытные и уверенные в себе немецкие истребители были растеряны и беспомощны. Можно бить фашистов, и бить хорошо — в этом мы убедились. Это было так важно для нас весной сорок второго года! Ведь в моей группе были и молодые летчики. Я хорошо представлял, что они испытывали, возвращаясь домой после такого боя…

Вот и аэродром. Ну, прижали! Прошли над аэродромом. Распускаю строй.

Садимся по одному. Соломатин сел раньше — без фонаря пилотировать тяжело. Самолеты, конечно, получили повреждения, но наши техники уже смотрят, где заклеить, где залатать, где заменить. Из летчиков же никто не ранен.